В 65 лет я поняла, что страшнее всего не одиночество, а постоянная нужда умолять детей позвонить, зная, что ты для них лишь груз.
Мам, привет, срочно нужна помощь.
Голос сына в трубке звучал вялым, будто он разговаривает с раздраженным подчинённым, а не с мамой.
Нина Петровна замерла с пультом в руке, не включив даже вечерние новости.
Кира, привет. Что случилось?
Ничего, всё в порядке, быстро выдохнул Кирилл. Мы с Алёной взяли горячую путёвку, вылетаем завтра утром.
А Графа оставить некого. Возьмёшь к себе?
Граф огромный, лапастый дог, который в её крошечной «двушке» занимал больше места, чем старый комод.
Надолго? спросила Нина, уже предвидя ответ.
На неделю, может, и на две, посмотрим. Мам, кто, если не ты? Сдавать его в гостиницу для собак это издевательство. Ты же знаешь, какой он хрупкий.
Нина взглянула на свой новый светлый диван, только что обтянутый тканью, которую она откладывала полгода, отказываясь от мелочей. Граф разорёт его за пару дней.
Кирилл, я мне неудобно. Я только ремонт закончила.
Какой ремонт? в его голосе прозвучала откровенная раздражённость. Обои поменяла?
Граф воспитан, а ты просто гулять с ним не забывай. Всё, Алёна уже зовёт, чемоданы паковать надо. За час привезём его.
Краткие сигналы. Он даже не спросил, как у неё дела, не поздравил с прошедшим на прошлой неделе днём рождения. Шестьдесят пять лет.
Она ждала звонка весь день, приготовила фирменный салат, надела новое платье. Дети обещали заехать, но так и не появились.
Кирилл прислал короткое сообщение: «Мам, с Дн! На работе заняты». Алёна молчала.
А сегодня «срочно нужна помощь».
Нина медленно опустилась на диван. Дело было не в собаке и не в испорченной обивке.
Дело было в этом унизительном ощущении своей функции. Она бесплатный приёмный пункт, экстренная служба, последняя инстанция. Человекфункция.
Вспомнила, как многие годы назад, когда дети были малы, мечтала, чтобы они выросли самостоятельными.
А теперь поняла, что страшнее всего не пустая квартира, а замирающее сердце, которое ждёт звонка, зная, что ты нужна лишь тогда, когда от тебя чтото требуют.
За час в дверь постучали. На пороге стоял Кирилл, держа на поводке огромного Графа. Пёс радостно вбежал, оставив на чистом полу грязные следы.
Мам, вот корм, его игрушки. Выгуливать три раза в день, помнишь? Всё, бегом, иначе опоздаем на рейс! он бросил ей поводок, поцеловал в щёку на бегу и исчез за дверью.
Нина осталась стоять в прихожей. Граф уже займался нюханием ножек кресла.
Из глубины квартиры донёсся звук разрывающейся ткани. Она посмотрела на телефон. Может, позвонить дочери? Алёна, может, поймёт? Пальцы замерли над экраном.
Алёна не звонила уже месяц. Наверно, тоже занята, у неё своя жизнь, своя семья.
В тот момент Нина впервые не почувствовала привычную обиду. Вместо неё пришло холодное, ясное и очень твердое осознание. Достаточно.
Утро началось с того, что Граф, пожелав проявить любовь, прыгнул на кровать и оставил на белоснежном одеяле два грязных отпечатка лап, размером с блюдце.
Новый диван в гостиной уже был порван в трёх местах, а любимый фикус, которым она ухаживала пять лет, валялся на полу с обгрызенными листьями.
Нина налила себе валерьяновый настой прямо из бутылочки и набрала номер сына. Он не сразу поднял трубку. На фоне слышался шум волн и смех Алёны.
Мам, что? У нас всё отлично, море супер!
Кирилл, по поводу собаки. Он разрушает квартиру, рвёт диван, я не могу с этим справиться.
В каком смысле? искренне удивился сын. Он никогда ничего не царапал. Может, ты его заперешь? Ему нужна свобода. Мам, не начинай, ладно? Мы только прилетели, хотим отдохнуть. Просто погуляй с ним подольше, успокоится.
Я гуляла с ним два часа утром! Он тянет поводок так, что я чуть не упала. Кирилл, забери его, пожалуйста. Найдите другое место для содержания.
В трубке повисла пауза. Затем голос Кирилла стал жёстким.
Мам, ты серьёзно? Мы на другом конце света. Как я его заберу? Ты же сама согласилась. Ты что, хочешь, чтобы мы сейчас всё бросили и прилетели изза твоих капризов? Это эгоизм, мам.
Слово «эгоизм» ударило, как пощёчина. Она, всю жизнь жившая для детей, теперь оказывалась эгоисткой.
Я не капризничаю, я
Всё, мам, Алёна принесла коктейли. Развлекай там Графа. Уверен, вы подружитесь. Целую.
И снова звуки сигнала.
Руки Нины дрожали. Она села за кухонный стул, подальше от разрушения. Ощущение бессилия стало почти осязаемым. Она решила позвонить Алёне, которая всегда была более рассудительной.
Алёна, привет.
Привет, мам. Чтото срочное? Я на совещании.
Да, срочное. Кирилл оставил мне свою собаку и улетел. Пес неуправляемый, ломает мебель, боюсь, что он меня тоже укусит.
Алёна тяжело вздохнула.
Мам, Кирилл же просил. Было необходимо. Трудно помочь брату? Мы же семья. Да, диван порван, купите новый. Кирилл потом отдаст. Наверное.
Алёна, дело не в диване! Дело в отношении! Он просто поставил меня перед фактом!
Как он мог? На коленях умолять? Мам, остановись. Ты на пенсии, у тебя горы свободного времени. Погуляй с собакой, что тут такого? Всё, у меня начальник смотрит.
Разговор закончился. Нина положила телефон на стол.
Семья Странное слово. В её случае оно означало группу людей, которые вспоминают о тебе только тогда, когда им чтото нужно, и называют тебя эгоисткой, если ты не можешь сразу выполнить их требование.
Вечером в дверь постучала соседка снизу, злая, как Фурия.
Нина! Ваша собака уже три часа воет! Моему ребёнку спать не даёт! Если не успокоитe, я вызову полицию!
Граф, стоявший за спиной Нины, радостно лайнул, подтверждая её слова.
Нина закрыла дверь, посмотрела на пса, который, виляя хвостом, ждал похвалы. Затем на порванный диван, телефон, в груди нарастало глухое, тяжёлое раздражение.
Всегда пыталась решать всё мирно, убеждать, объяснять, входить в положение. Но её логика, её чувства, её доводы никому не были нужны они разбивались о стену благосклонного безразличия.
Она схватила поводок.
Пойдём, Граф, гулять.
Вела её собака по парку, чувствуя, как напряжение в плечах превращается в тупую, ноющую боль. Граф бросался вперёд, почти вырывая поводок из её ослабленных рук. Каждый его рывок отзывался эхом слов сына и дочери: «эгоизм», «куча времени», «трудно помочь?».
Встреча с Зинаидой, её бывшей коллегой, была почти танцевальной. Яркий шарф, модная стрижка, сияющие глаза.
Нина, привет! Не сразу тебя узнала! Вечно в хлопотах! С внуком снова? она кивнула на Графа.
Это собака сына, сухо ответила Нина.
Понятно! беззаботно рассмеялась Зинаида. Ты у нас вечная спасательница. А я через неделю лечу в Барселону, фламенко, представляешь? С подругами. Муж сначала бурчал, потом сказал: «Лети, заслужила». А ты когда в последний раз отдыхала?
Вопрос повис в воздухе. Нина не помнила. Отдых для неё всегда был связан с дачей, внуками, помощью ребёнкам.
Ты выглядишь измотанной, с искренним сочувствием сказала Зинаида. Не тяни всё на себя. Дети уже взрослые, пусть сами справляются. Иначе будешь целый день нянчить их собак, пока жизнь прёт мимо. Я уже иду, репетиция ждёт!
Она исчезла, оставив за собой шлейф дорогих духов и звонкой пустоты.
«Пока жизнь прёт мимо». Эта простая фраза сработала как детонатор. Нина резко остановилась, и Граф удивлённо посмотрел на неё.
Она взглянула на огромного пса, на свои руки, схватившие поводок, на серые дома вокруг. Поняла, что больше не может. Ни дня, ни часа. Всё. Довольно.
Открыла телефон, дрожащими пальцами ввела в поиск «лучший отель для собак». Первая ссылка привела её на сайт с глянцевыми фото: просторный вольер, бассейн, салон груминга, занятия с кинологом. Цены заставили её захлебнуться.
Нина решительно нажала номер.
Добрый день. Хочу забронировать номер для догов, два недели, полный пансион и спапроцедуры.
Такси вызвала прямо в парке. В машине Граф вёл себя удивительно спокойно, будто чувствовал перемены.
В отеле запах был не собачий, а лавандовый, дорогие шампуни. Улыбчивая девушка в форме протянула ей договор.
Нина, не моргнув, вписала в поле «Владелец» имя и номер Кирилла. В поле «Плательщик» те же данные. Взнос внесла из отложенных средств на новое пальто. Это была лучшая инвестиция её жизни.
Мы будем ежедневно присылать вам фотографии, тепло улыбнулась девушка, принимая поводок. Не переживайте, вашему другу у нас понравится.
Вернувшись в свою тихую, хоть и слегка разрушенную квартиру, Нина впервые за годы почувствовала не одиночество, а покой. Налила себе чай, села на оставшийся край дивана и отправила два одинаковых сообщения. Одно Кириллу, другое Алёне.
«Граф в безопасности. Он в отеле. Все вопросы к владельцу».
Потом выключила звук на телефоне.
Через три минуты телефон вибрировал. На экране светилось «Кирилл». Она сделала глоток чая и не ответила. Через минуту снова вибрация, затем сообщение от Алёны: «Мам, что это значит? Перезвони немедленно!».
Она прибрала громкость телевизора. Понимала, что происходит с другой стороны. Паника. Возмущение. Попытки понять, как её удобная, бесконечная мама могла так поступить.
Настоящая буря разразилась через два дня. Звонок в дверь стал настойчивым, почти агрессивным.
Нина, не спеша, подошла и заглянула в глазок. На пороге стояли Кирилл и Алёна, смуглые, но разъярённые. Отпуск, очевидно, испорчен до предела.
Она открыла дверь.
Мам, ты что, сошла с ума?! крикнул Кирилл с порога. Какой ещё отель? Счёт выставили, ты видела эти цифры? Ты решила нас разорить изза собаки?
Добрый вечер, дети, спокойно ответила Нина. Заходите, только разутьтесь, я пол отмыла.
Этот спокойный тон ошеломил их сильнее любой ссоры. Они вошли. Кирилл оглядел порванный диван, перевёрнутый цветочный горшок.
Что это? ткнул пальцем в диван.
Это, Кирилл, последствия пребывания твоей «воспитанной» собаки в моей квартире. Я вызвала мастера, он оценил ущерб. Вот счёт за перетяжку мебели и новый фикус.
Она аккуратно протянула ему распечатанный лист.
Ты ещё и счёт мне выставляешь? вздохнул сын, в ярости. Ты должна была за ним следить!
Я должна была? впервые за годы Нина посмотрела на сына не с любовью, а с холодным интересом.
Я вам ничем не должна, дети. Как и вы мне. Я правильно понимаю, вы пришли не вернуть мне залог за отель и компенсировать убытки?
Алёна вмешалась, пытаясь успокоить ситуацию.
Мам, зачем так? Мы же семья. Мы бы всё уладили. пробормотал Кирилл. Почему сразу крайности?
Крайности когда родной сын обвиняет мать в эгоизме, потому что она не хочет, чтобы её дом превратился в руины. Крайности когда дочь говорит, что у тебя «куча времени», чтобы обслуживать её брата. А это, кивнула она на счёт, просто последствия ваших решений.
Кирилл покраснел.
Я не планирую платить! НИ копейки! И за твой безумный отель тоже!
Хорошо, просто ответила Нина. Я и не сомневалась. Тогда я продам дачу.
Это был удар под дых. Дача, куда они уже планировали шашлыки, баню, отдых с друзьями. Их собственная дача, куда они приезжали только отдыхать, пока мама всё лето поливала грядки и красила забор.
Ты не имеешь права! закричала Алёна, забыв про миротворчество. Это же и наша тоже! Мы там всё детство провели!
Документы на мне, пожала плечами Нина. А детство, Олечка, закончилось.
Вырученных денег хватило, чтобы покрыть расходы, возместить моральный ущерб и, возможно, съездить в Испанию. Зинаида говорила, там прекрасно.
Они смотрели на неё, как на чужую. Перед ними стояла не их тихая, покорная мать, а женщина со стальным стержнем, о существовании которого они и не догадывались. Женщина, которая больше не боялась их гнева, манипуляций и обид.
Впервые за долгие годы в комнате воцарилась напряжённая тишина. Это была осознанная неловкость. Они проиграли.
Через неделю Кирилл перевёл на её карту всю сумму до копейки. Никаких извинений, никаких звонков больше не последовало.
А Нина не стала ждать. Она достала из старой антресоли почти новую сумку, позвонила Зинаиде.
Зиночка, привет. У тебя ещё место на фламенко?
