«Ты бедна и навсегда будешь жить в съемной квартире», говорила свекровь. А теперь она арендует комнату в моем замке.
А шторы можно поменять? голос Алевтины Григорьевны за спиной был густым, как бархатные занавеси, которые ей не нравились. Этот цвет давит, делает комнату мрачной.
Зорина медленно оглянулась. Она сама выбирала эту ткань плотный бархат темно-бордового оттенка, идеально сочетающийся со светлыми стенами и антикварным комодом. Это была её маленькая дизайнерская победа.
Вам не нравится?
О, нет, доченька. Дареному коню в зубы не смотрят Я лишь высказываю своё мнение. У меня же тоже есть право голоса в доме моего сына?
Зорина смотрела на свекровь, скрестив изящные руки на груди, и с лёгкой отвращенностью осматривала комнату.
Свою комнату. Ту, которую Зорина с мужем отдали ей в новом доме. В их «замке», как шутил Дмитрий, глядя на башни, о которых Зорина мечтала с детства.
Конечно, имеете право, Алевтино Григорьевна.
Вот и хорошо. Я уже подумала, что за право дышать здесь тоже придется отчитываться.
Двадцать лет. Прошло двадцать лет, а ничего не изменилось. Только декор стал другим.
Раньше арендовали крохотную «однушку» с цветочными обоями, сейчас просторный дом, каждый метр которого результат труда Зорины и Дмитрия.
Я просто хочу чуть больше уюта, добавила она, проводя пальцем по отполированному столешнице комода. Пыль. Нужно бы вытереть. Но ты, наверное, к этому не привыкла. Вы же с Дмитрием столько лет жили в чужих углах.
Зорина почувствовала, как внутри чтото сжалось. Это не было больно, а лишь знакомо, как фантомная боль в давно ампутированной конечности. Она вспомнила.
Вспомнила день, когда они с Дмитрием толькотолько переехали в свою первую квартиру. Маленькую, на окраине, с протекающим краном и скрипучим паркетом. Они были счастливы до дрожи.
И тогда пришла она. Окинула взглядом их скромное жилище, сжала губы и вынесла приговор, глядя не на сына, а просто на Зорину.
Ты бедна и всегда будешь тянуть его на дно. Запомни мои слова: у тебя ничего не будет и никогда не будет.
Зорина молчала. Что могла ответить? Двадцатилетняя девушка, влюблённая и уверенная, что любовь всё победит.
И победила. Только это стоило ей двадцати лет жизни. Двадцати лет упорного труда, бессонных ночей, двух залоговых колец, заложенных в банк, и одного рискованного ITпроекта, который, в конце концов, принёс доход, позволяющий позволить себе всё.
Алевтина Григорьевна за эти годы потеряла всё. Сначала мужа, потом и просторную квартиру в центре вложила деньги в аферу, порекомендованную «очень статусной дамой».
Жажда лёгких денег и статуса оставила её ни с чем.
Дмитрий говорит, вы отдали мне лучшую гостиную, свекровь подошла к окну. С видом на сад, чтобы я видела, как ты там с розами возишься, и не забывала о своём месте.
Наше место теперь здесь, твёрдо сказала Зорина. И ваше тоже.
Моё место, доченька, было в моей квартире, отрезала Алевтина Григорьевна. А это это временный приют. Щедрый жест, чтобы все видели, какая у моего сына добрая жена, а не злопамятная.
В её глазах Зорина увидела то же, что и двадцать лет назад холодное, отравляющее пренебрежение.
Главное, чтобы твой замок не оказался карточным, Зорина. Иначе падать с такой высоты будет очень больно.
Вечером за ужином Алевтина Григорьевна снова вернулась к теме штор, обращаясь исключительно к Дмитрию.
Димочка, я тут подумала У тебя теперь такой статус, собственная компания. К вам, наверно, приходят партнёры. Дом должен соответствовать. А эти тёмные комнаты они дают подавляющее впечатление.
Зорина положила на стол салат. Руки не дрожали. Она давно научилась держать себя в руках.
Мамочка, нам нравится, мягко сказал Дмитрий. Зоя сама всё выбирала, у неё отличный вкус.
У Зои практический вкус, сразу ответила свекровь, подарив невестке снисходительную улыбку. Она привыкла, чтобы всё было безупречно и навсегда. Это хорошее качество в тяжёлые времена.
Но сейчас сейчас можно позволить себе чуть лёгкости, света. У меня есть знакомая, отличная декораторша, она могла бы дать пару советов.
Зорина почувствовала, как её загнали в угол. Отказать значит быть упёртой и не желать добра дому. Согласиться значит признать свой вкус никчёмным.
Я подумаю над этим, ровно ответила она.
Думать здесь ничего не стоит, доченька. Нужно действовать, пока дом не пропитал эту городской основательностью.
На следующий день Зорина зашла на кухню и застыла. Все её баночки со специями, собранные годами со всего мира и аккуратно разложенные, оказались смещёнными в угол. На их месте стоял сервиз Алевтины Григорьевны единственное, что она привезла из прошлого.
Я просто чутьчуть прибрала, появилась свекровь за её спиной. А то у тебя всё както хаотично. Муж должен приходить в дом, где царит порядок. Это его успокаивает.
Зорина молча взяла специи и начала возвращать их на место.
Не надо было, я бы сама, прокомментировала Алевтина Григорьевна.
Конечно, сама, вздохнула она. Ты всегда всё делаешь сама. Сильная женщина. Только от таких сильных женщин мужчины становятся слабыми. Ты всё на себя тащила, и Дмитрий к этому привык. А ему с самого начала надо было дать почувствовать себя главным.
Это был удар под дых. Все годы, когда она работала программистом рядом с мужем, писала код по ночам, поддерживала его после провалов, искала инвесторов для первого проекта, всё это перекрывалось одной фразой. Оказывается, она делала его слабым.
Вечером она попыталась поговорить с Дмитрием. Он выслушал её, обнял.
Зоя, что ты? Она уже пожилая, всё потеряла. Ей нужно чувствовать себя нужной. Она помогает, как умеет. Неужели тебе так важны эти баночки?
Дело не в баночках, Дима! Дело в том, что она принижает всё, что я делаю. Всё, что я есть!
Она просто тебя не знает, сказал он примирительно. Дай ей время, она увидит, какая ты замечательная.
Зорина отстранилась. Он не понимал. Любил её, был на её стороне, но не видел ядовитости, исходящей из каждого слова её матери. Он видел лишь её трагедию, а не её сущность.
В ту ночь Зорина долго смотрела из окна спальни на свой сад. Она сама посадила каждую розу, проложила каждый дорожек. Этот дом был её крепостью, доказательством, что Алевтина Григорьевна ошибалась.
Но теперь враг был внутри и не собирался уходить. Он хотел отнять у неё эту победу, превратить её замок в свою территорию.
Она поняла, что уговаривать и идти на компромиссы бессмысленно. Мирной жизни не будет.
Точка невозврата наступила в субботу. Зорина вернулась из города и, ещё не дойдя до дома, услышала с террасы незнакомый женский голос и вдохновлённый тон свекрови.
На террасе, в её любимом кресле, сидела ухоженная дама, а Алевтина Григорьевна, живая жестами, указывала на сад.
и вот, Ольга, я вижу прекрасный альпийский курган. А эти старомодные розы можно убрать. Они лишь занимают место. Сделаем газон, чтобы было просторнее, воздухнее!
Зорина остановилась в тени арки, обвитой плющом. Её не видели. Она слышала каждое слово.
Отличная идея, Алевтина, поддержала её Ольга, та самая «декораторша». Этот саду не хватает столичной изысканности. Мы всё переделаем. Дмитрий будет в восторге.
Внутри Зорины чтото разорвалось. Не звон, не скрип, а тихий окончательный разрыв. Это был её сад, её. Она помнила, как выбирала каждый саженец, лечила их от болезней, радовалась первому бутону. Это было не просто место отдыха, а её творение.
А они, не спросив, решали его судьбу, переделывали, уничтожали.
Хватит, сказала она, не выходя к ним, не устраивая сцену. Просто повернулась, села в машину и молча уехала.
Внутри не осталось ни обиды, ни злости. Лишь холодный, кристально ясный расчёт тот же, что не раз спасал их бизнес. Она набрала номер риелтора, с которым сотрудничала по коммерческой недвижимости. «Сергей, добрый день. Нужна квартира в аренду, срочно. Статус VIPклиент. Условия пришлю».
Через три часа она вернулась. Дмитрий уже был дома, в кухне шёл напряжённый диалог. Зорина вошла, положила на стол ключи и папку с документами.
Добрый вечер, Алевтина Григорьевна, Ольга. Я рада, что вы нашли время обсудить дизайн моего сада.
Ольга покраснела, а свекровь, наоборот, выпрямилась.
Мы просто делились идеями, доченька, ради общего блага.
Конечно, кивнула Зорина и обратилась к мужу. Дмитрий, я решила проблему.
Он удивлённо посмотрел на неё.
Какую именно проблему?
Мамин дискомфорт. Она права: ей нужно собственное жильё, где она будет полноценной хозяюшкой, без чужих вкусов.
Зорина раскрыла папку.
Вот. Я нашла для Алевтины Григорьевны квартиру в новостройке, с консьержем, десять минут отсюда. Просторную, светлую, с отличным ремонтом. Завтра в десять можем осмотреть. Все договорённости уже оформлены.
В комнате воцарилась гнетущая тишина. Дмитрий метался взглядом между женой и матерью, не находя слов. Алевтина Григорьевна побледнела.
Что это значит? Ты меня выгоняешь?
Что вы, улыбнулась Зорина, и в её улыбке не было ни крупицы тепла. Я дарю вам то, чего вы так жаждете свободу. Свободу от моих штор, от моих специй, от моих роз. Вы сможете купить любую мебель, пригласить любого дизайнера и обустроить уют, о котором мечтали. Конечно, за наш счёт.
Это был безупречный ход. Она не выгоняла, а дарила. А отказ от такого «подарка» означал признать, что дело не в комфорте, а во влачестве над её территорией.
Дмитрий первым оправился. Он попытался превратить всё в шутку, неуверенно улыбаясь:
Зоя, ты выдумщица. Зачем так усложнять? Мамочка, она не имела в виду этого.
Но Алевтина Григорьевна уже поняла, что это не шутка. Её лицо стало жёстким и злым.
Ты позволишь ей так со мной? С родной мамой? Выгнать меня из твоего дома?
Это мой дом, чётко произнесла Зорина. И я не выгоняю. Я предлагаю лучшие условия.
Весь вечер Дмитрий пытался «потушить конфликт». Когда Ольга поспешно ушла, он зайдя в спальню, где Зорина уже складывала вещи свекрови в коробки, сказал:
Это было слишком жёстко. Можно было просто поговорить.
Я говорила, ответила она, глядя ему прямо в глаза. Десятки раз. Но ты не слышал. Для тебя это были лишь шторы и баночки. А для меня моя жизнь, которую она каждый день топчет, доказывая, что я здесь ничто.
Она подошла к окну, за которым темнел её сад.
Двадцать лет, Дмитрий. Двадцать лет я слышала, что я никчёмка. Я молчала. Я трудилась. Я построила этот дом, наш дом, чтобы доказать и ей, и себе, что я чтото стою. А она пришла и захотела отнять всё. Я не позволю. Этот дом наша крепость, а не поле битвы, где я каждый день отвоёвываю право дышать.
Я не буду воевать с твоей матерью. Я просто уберу её из зоны огня. Теперь выбирай.
Он молчал, и в этом молчании она поняла: он осознал всё. Он понял, что её терпение и любовь тоже имеют границы, и эта граница настала.
Переезд произошёл за три дня. Алевтина Григорьевна не разговаривала с Зориной, лишь бросала холодные взгляды. Всё имущество было перенесено в тишине. Когда всё закончилось, свекровь стояла в середине новой светлой, но пустой квартиры.
Надеюсь, вам здесь понравится, сказала Зорина на прощание.
Ответа не последовало.
Прошло два месяца. Воздух в доме стал другим, лёгким. Зорина снова напевала, готовя завтрак. Она и Дмитрий стали чаще смеяться, вспоминая мелочи. Замок перестал быть крепостью, которую нужно оборонять, и стал просто домом, их домом.
По воскресеньям они навещали Алевтину Григорьевну. Она обставила квартиру по своему вкусу, повесила светлые шторы, но уюта там не было. Было сухо, почти гостиничночисто. Она разговаривала с сыном, почти не замечая Зою.
Однажды Зорина услышала, как свекровь жалуется Дмитрию на сломанный кран:
звонила в ЖЭК, а они говорят ждите три дня. Представляешь? Когдато твой отец бы всё решил одним движением.
Тогда Зорина всё поняла. Дело было не в её бедности или богатстве. Дело было в утрате власти. Алевтина Григорьевна отчаянно пыталась вернуть контроль, управляя хотя бы небольшим миром невестки.
Но Зорина уже не была той девушкой из арендованной крошечной «однушки».
Она подошла к Дмитрию, взяла его за руку и обратилась к свекрови:
Мы вызовем мастера<|message|>Мы вызовем мастера, и, когда он заменит кран, Алевтина Григорьевна поймёт, что её место в тени, а не в сердце нашего дома.
