«Ты бедна и навсегда будешь жить в съемной квартире», говорила свекровь. А теперь арендовала комнату в моём особняке.
А шторы можно поменять? голос Алевтины Григорьевны за спиной звучал густо, как бархатные занавески на стеклах, что ей не нравились. Этот цвет давит. Делает комнату мрачной.
Ксения медленно огляделась. Она сама выбирала эту ткань плотный бархат бордового оттенка, который идеально сочетался со светлыми стенами и старинным комодом. Маленькая дизайнерская победа.
Не нравится? спросила она.
Что ты, милая. Дарённому коню в зубы не смотрят Я лишь высказала своё мнение. У меня же есть право голоса в доме сына?
Ксения смотрела на свекровь, скрестив изящные руки на груди, и с лёгкой отторженностью осматривала комнату. Свою комнату. Ту самую, которую она с Дмитрием отдали ей в новом доме. В их «замке», как подшучивал Дима, глядя на башенки, о которых Ксения мечтала ещё в детстве.
Конечно, имеете, Алевтина Григорьевна.
Вот и хорошо. Иначе я бы уже думала, что за право дышать здесь тоже придётся отчитываться.
Двадцать лет. Два десятка лет прошли, а всё осталось прежним. Менялась лишь обстановка. Раньше арендовали крошечную однушку с цветочными обоями, теперь просторный дом, каждый квадратный метр которого был результатом совместного труда с Димой.
Я просто хочу чуть больше уюта, добавила она, проведя пальцем по полированному комоду. Пыль её ведь надо вытереть. Ты же, с Димой, столько лет в чужих углах ломались.
Ксения ощутила, как внутри чтото сжалось. Это не было больно, а знакомо, словно фантомная боль в давно ампутированной конечности. Она вспомнила тот день, когда они с Димой толькотолько переехали в первую квартиру крохотную, на окраине, с протекающим краном и скрипучим паркетом. Они были счастливы до дрожи.
Тогда пришла она. Окинула взглядом их скромное жилище, сжала губы и вынесла приговор, глядя не на сына, а лишь на Ксению.
Ты бедна и вечно будешь тянуть его к себе на дно. Запомни мои слова: своего у тебя не будет никогда.
Ксения молчала. Что могла ответить? Двадцатилетняя девушка, влюблённая и убеждённая, что любовь всё победит.
И победила. Но цена двадцать лет её жизни. Двадцать лет упорного труда, бессонных ночей, двух обручальных колец, заложенных в банк, и одного рискованного ITпроекта, который, в конце концов, принёс достаточно, чтобы позволить себе всё.
Алевтина Григорьевна за эти годы потеряла всё. Сначала мужа, потом и просторную квартиру в центре, вложив деньги в аферу, подсказанную «очень статусной дамой». Жажда лёгких денег и статуса оставила её ни с чем.
Дима говорит, вы отдали мне лучшую гостевую комнату, свекровь подошла к окну. С видом на сад. Наверное, чтобы я видела, как ты там с розами возишься, и не забывала о своём месте.
Наше место теперь здесь, твёрдо сказала Ксения. И ваше тоже.
Моё место, милая, было в моей квартире, отрезала Алевтина Григорьевна. А это временный убежище. Щедрый жест, чтоб все видели, какая у моего сына добрая жена, а не злопамятная.
Она обернулась, и в её глазах Ксения увидела то же, что и двадцать лет назад холодную, отравляющую пренебрежительность.
Главное, чтобы твой замок не оказался карточным, Ксения. Ведь падать с такой высоты будет очень больно.
Вечером, за ужином, Алевтина вновь коснулась штор. Она сделала это деликатно, обращаясь исключительно к Диме.
Димочка, я тут подумала У тебя теперь такой статус, своя фирма. К вам, наверно, приходят партнёры. Дом должен соответствовать. А эти темные комнаты создают гнетущее впечатление.
Ксения положила на стол салат. Руки не дрожали. Она давно научилась держать себя в руках.
Мама, нам нравится, мягко сказал Дима. Ксюша сама всё подбирала, у неё отличный вкус.
У Ксюши практичный вкус, сразу ответила свекровь, одарив невестку ласковой улыбкой. Она привыкла, чтобы всё было в порядке и надолго. Это хорошая черта для тяжёлых времён.
Но сейчас сейчас можно позволить себе немного лёгкости, света. У меня есть знакомая, замечательная декораторша. Она могла бы просто дать несколько советов.
Ксения почувствовала, как её загнали в угол. Сказать «нет» значит быть упрямой и не желать добра дому. Согласиться значит признать свой вкус никчёмным.
Я подумаю, ровно ответила она.
Думать здесь нечего, милая. Нужно действовать, пока дом не пропитался этой городской суетой.
На следующий день Ксения вошла на кухню и замерла. Все её баночки со специями, собранные годами со всего света, были смещены в один угол. На их месте стоял сервиз Алевтины Григорьевны единственное, что она привезла из прошлого.
Я просто немного прибрала, появилась свекровь за её спиной. А то у тебя всё как-то хаотично. Мужу надо приходить в дом, где порядок, это его успокаивает.
Ксения молча взяла специи и начала возвращать их на место.
Не надо было, я бы сама.
Конечно, сама, вздохнула Алевтина. Ты всегда всё сама. Сильная женщина. Только изза таких сильных женщин мужчины становятся слабыми. Ты всё тянула на себе, и Дима привык. А ему с самого начала надо было дать почувствовать себя главным.
Это был удар под дых. Все годы, когда она работала программистом рядом с мужем, писала код по ночам, поддерживала его после падений, искала инвесторов для первого проекта всё это перечёркивалось одной фразой. Оказалось, она делала его слабым.
Вечером она попыталась поговорить с Димой. Он выслушал её, обнял.
Ксюша, что ты? Она уже пожилая, всё потеряла. Ей нужно чувствовать свою нужность. Она помогает, как умеет. Разве тебе так важны эти баночки?
Дело не в баночках, Дима! Дело в том, что она унижает всё, что я делаю. Всё, чем я являюсь!
Она просто тебя не знает, сказал он примирительно. Дай ей время. Она увидит, какая ты замечательная.
Ксения отстраненно посмотрела на него. Он не понимал. Он любил её, был на её стороне, но не видел яда, капающего из каждого слова её матери. Он видел лишь её трагедию, а не суть.
В ту ночь Ксения долго созерцала из окна спальни свой сад. Она сама посадила каждую розу, спроектировала каждый путь. Этот дом был её крепостью, доказательством, что Алевтина Григорьевна ошибалась.
Но враг теперь был внутри и не собирался уходить. Он хотел отнять у неё эту победу, превратить её замок в свою территорию.
Она поняла, что уговаривать и идти на компромиссы бессмысленно. Мирного сна не будет.
Точка невозврата пришла в субботу. Ксения вернулась из города и, ещё не ступив в дом, услышала с террасы незнакомый женский голос и вдохновлённый тон свекрови.
На террасе, в её любимом кресле, сидела ухоженная дама, а Алевтина, жестикулируя, указывала на сад.
и вот, Раиса, я вижу замечательный альпийский куст. А эти старомодные розы можно убрать. Они только место занимают. Снимем их, сделаем газон, чтобы было просторнее, воздуще!
Ксения остановилась в тени арки, обвитой плющом. Её не заметили. Она слышала каждое слово.
Прекрасная идея, Аля, поддержала её Раиса, сама «декораторша». Этот саду не хватает столичного шика. Мы всё переделаем. Дмитрий будет в восторге.
Внутри Ксении чтото разорвалось. Не звоном, не треском, а тихо и окончательно. Это был её сад, её. Она помнила, как выбирала каждый саженец, лечила их от болезней, радовалась первому бутону. Это было не просто место отдыха это было её творение.
А они, не спросив, решали его судьбу. Переделывали. Уничтожали.
Хватит.
Она не вышла к ним, не устроила сцену. Просто развернулась, села в машину и молча уехала.
Внутри не осталось ни обид, ни гнева. Лишь холодный, кристально ясный расчёт, тот же, что не раз спасал их бизнес. Она набрала номер риелтора, с которым сотрудничала в коммерческой недвижимости.
Сергей, добрый день. Нужна квартира в аренду, срочно. Статус VIPклиент. Условия шлю.
Через три часа она вернулась. Дима уже был дома, на кухне шёл напряжённый диалог. Ксения вошла, положила на стол ключи и папку с документами.
Добрый вечер, Алевтина Григорьевна, Раиса. Я рада, что вы нашли время обсудить дизайн моего сада.
Раиса покраснела, а свекровь, напротив, выпрямилась.
Мы просто делились идеями, дочка, для общего блага.
Конечно, кивнула Ксения и обратилась к мужу. Дима, я решила проблему.
Он посмотрел на неё удивлённо.
Какую именно?
Мамин дискомфорт. Она права: ей нужно собственное жильё, где она будет полной хозяйкой, где не придётся мириться с чужим вкусом.
Ксения раскрыла папку.
Вот. Я арендовала для Алевтины Григорьевны квартиру в новостройке, с консьержем. Десять минут отсюда. Просторную, светлую, с отличным ремонтом. Завтра в десять можем посмотреть. Все договорённости уже сделаны.
В комнате воцарилась гнетущая тишина. Дима то на жену, то на мать, не находя слов. Алевтина побледнела.
Что это значит? Ты меня выгоняешь?
Что вы, улыбнулась Ксения, и в этой улыбке не было ни крупинки тепла. Я дарю вам то, чего вы так жаждете, свободу.
Свободу от моих штор, от моих специй, от моих роз. Вы сможете купить любую мебель, пригласить любого дизайнера и обустроить уют, о котором мечтали. Конечно, за наш счёт.
Это был безупречный ход. Она не выгоняла, а дарила. Отказаться от такого «подарка» означало признать, что дело не в комфорте, а во власти над её территорией.
Первым пришёл в себя Дима. Он попытался превратить всё в шутку, неуверенно улыбаясь:
Ксю, ты опять фантазёруешь. Зачем так усложнять? Мама, она же не то имела в виду.
Но Алевтина уже поняла, что это не шутка. Её лицо стало жёстким и злым.
Ты позволишь ей так со мной? С родной матерью? Выгонять меня из твоего дома?
Это мой дом, чётко произнесла Ксения. И я не выгоняю. Я предлагаю лучшие условия.
Весь вечер Дима пытался «угасить конфликт». Когда Раиса ушла, он зайшёл в спальню, где Ксения уже складывала в коробку вещи свекрови.
Это было слишком жестко. Можно было просто поговорить.
Я говорила, ответила она, глядя ему в глаза. Десятки раз. Но ты не слышал. Для тебя это были лишь шторы и баночки. А для меня моя жизнь, которую она каждый день топтала, доказывая, что я здесь никто.
Она подошла к окну, за которым темнел её сад.
Двадцать лет, Дима. Двадцать лет я слышала, что я ничто. Я молчала. Я трудилась. Я построила этот дом, наш дом, чтобы доказать и ей, и себе, что я чегото стою. А она пришла и захотела отнять всё. Я не позволю. Этот дом наша крепость, а не поле битвы, где я каждый день отстаиваю право дышать.
Я не буду воевать с твоей матерью. Я просто уберу её из линии огня. Теперь выбирай.
Он молчал, и в этом молчании она поняла, что он осознал всё. Он понял, что её терпение и любовь тоже имеют предел, и этот предел настал.
Переезд завершился за три дня. Алевтина Григорьевна не разговаривала с Ксенией, лишь бросала презрительные взгляды. Всё переехали молча. Когда всё закончилось, свекровь стояла посреди новой светлой, но пустой квартиры. Своей квартиры.
Надеюсь, вам здесь понравится, сказала Ксения на прощание.
Ответа не последовало.
Прошло два месяца. Воздух в доме стал другим, лёгким. Ксения снова пела, готовя завтрак. Она и Дима смеялись всё чаще, вспоминая мелочи. Замок перестал быть крепостью, которую нужно защищать, и стал просто домом их домом.
Каждое воскресенье они навещали Алевтину Григорьевну. Она обставляла свою квартиру по вкусу, вешала светлые шторы. Но уюта там не было. Было сухо, почти отельной чистотой. Она разговаривала с сыном, почти не замечая Ксюшу.
Один раз Ксения услышала, как свекровь жалуется Диме на сломанный кран:
позвонила в ЖЭК, а они сказали ждём три дня. Представляешь? Когдато твой отец одним движением всё решал бы.
И тогда Ксения всё поняла. Дело было не в ней. Не в её бедности или богатстве. Дело было в утрате власти. Алевтина отчаянно пыталась вернуть контроль, управляя хоть небольшим миром невестки.
Но Ксения уже не была той девушкой из арендованной однушки. Она подошла к мужу, взяла его за руку и обратилась к свекрови:
Мы вызовем вам мастера, Алевтина Григорьевна. Не волнуйтесь.
В её взгляде не было злобного удовольствия, не было жалости. Было пусто. Женщина, которая двадцать летИ когда дверь мастерской закрылась, в её сердце навсегда утвердилась тишина, в которой уже не было места ни обманам, ни жалостям, лишь чистому, долгожданному покою.
