28марта. Нехотя я берусь за ручку, ведь сегодня пришлось снова столкнуться с тем, кому я прежде дарил лишь холодные взгляды. Всё началось с того, как Глеб Морозов, наш бывший сосед, позвонил мне в наушнике, словно пытаясь вытянуть последние силы из моего терпения.
Привет, кленовый лист, сказал он, голосом, которым я уже давно привык кидать в уши. Не ждал меня?
Кира Петрова, стоя в своей раздевалке с флаконом духов в руке, замерзла. Запах сандалового дерева и нотки «успеха» внезапно стали тяжёлыми, как дым в подвале того самого дома, где она ночевала с детьми год назад.
Что тебе нужно, Глеб? спросила она, пытаясь говорить ровно, не поддаваясь смеху, доносящемуся из детской.
Прямо к делу. Где «как жизнь?», «что новенького?». Мы ведь не чужие, Кира. У нас двое детей, не забывай, бросил он, улыбка в голосе была как гвоздь в стекло. Год назад я её не слышала, а теперь её вновь слышу, будто отголосок старого ранения.
Я помню. Что тебе нужно? продолжил он, голосом, которым крутятся мои мысли о его праве на меня и мою жизнь.
Кира поставила флакон на мраморную столешницу. Пальцы дрожали, но голос оставался хладнокровным. Она уже научилась держать себя в руках.
Деньги, коротко и без всяких предисловий. Глеб снова оказался тем же.
Ты серьёзно? спросила она.
Серьёзный? в голосе Глеба просочилась злоба. У меня проблемы, Кира. Серьёзные. А у тебя, судя по всему, «жизньмалина», дворец, мужолигарх. Журналы не врут?
Кира молчала, глядя в отражение. Перед ней стояла женщина в шелковом халате, будто из дорогого салона, а не из той измождённой, заплаканной, которой он выгнал когдато два пакета детских вещей.
Для твоего нового папы это проблема? Сбросить с меня бремя старого мужа?
Бизнес не пошёл, понял? продолжал он. Вложился в крипту, всё разрушилось. Нужно покрыть долги перед серьёзными людьми.
Кира представила себе, как он произносит эти слова, развалившись в кресле с той же наглой ухмылкой, уверенный, что её снова сломает. Вместо того, чтобы дать ему шанс, она вспомнила, как он выгонял её на улицу зимой, как Полина её старшая дочь плакала на вокзале.
Оставим эти трагедии, сказал Глеб. Мне нужно лишь 60000. Для вас это копейки. Плати за моё молчание, если хочешь.
Молчание? О чём речь? спросила Кира, будто слышала эхом свои собственные мысли.
О том, по какой цене ты наслаждаешься сладкой жизнью. Твой муж Орлов будет рад, если я ему расскажу несколько пикантных деталей.
В дверях раздевалки появился Дмитрий Орлов, в безупречном костюме, лицо его было спокойным, но глаза полными вопросов.
Всё в порядке? спросил он, глядя на Киру.
Я наблюдал, как два мира сталкиваются: её построенный мир и мир, который он хотел разрушить.
Что дальше, Кира? не отрываясь от телефона, продолжал Глеб. Поможешь бедному родственнику? Если через год он придёт на коленях просить деньги, значит, у него дело плохо.
Я кивнул Дмитрию, сигнализируя, что всё под контролем. В моём голосе впервые прозвучала другая нотка не страх, а холодная острота.
Где и когда? спросила я.
Мы договорились встретиться в безликой кофейне торгового центра «Аэроцентр». Громкая музыка, аромат попкорна и смех подростков создавали идеальное покрытие для криков, которые никто не услышит.
Глеб уже сидел за столиком в дешёвом костюме, который казался дорогим лишь на вид. Он лениво мешал сок в стакане.
Опоздал, бросил он, не глядя на меня. Неприятно заставлять детей ждать отца.
Я села напротив, положив сумку на стол, будто это было единственное спасение от его натиска.
Я не дам тебе 60000, Глеб, заявила я твёрдо.
Серьёзно? он наконец поднял глаза, в них плавала открытая зависть. Могу же я сразу позвонить твоему Дмитрию, вытащить номер не проблема.
Я могу предложить триста тысяч, сказал я, и помощь с работой. У Дмитрия много связей, он…
Глеб рассмеялся, откинув голову, а рядом сидящие люди переглянулись.
Работа? Ты шутишь? Я бизнесмен! Мне нужен стартовый капитал, а не подачки.
Он наклонился ближе, голос стал шёпотом:
Ты сидишь здесь, будто всё правильно. Неужели я не знаю, откуда у тебя эти деньги? Ты говорила ему, что я монстр, а ты бедная овечка? А помнишь, как звонила мне за неделю до встречи с ним, умоляла вернуться?
Каждое его слово бил меня в самые глубокие страхи страх, что Дмитрий увидит во мне слабую, зависимую, сломленную женщину.
Я вытянула чековую книжку, пытаясь найти компромисс.
Я выпишу чек на 10000, говорила я, голосом, полным усталости. Возьми и исчезни из нашей жизни.
Я передала листок. Глеб взял его двумя пальцами, изучал, как будто это драгоценность, а потом медленно рвал его на четыре части.
Ты меня унизила? прошипел он. 10000 за годы, что я потратил на тебя? За детей?
Он бросил обрезки на стол, они легли, как мёртвые бабочки.
60000, Кира, сказал он. Или я не исчезну. Стану вашим проклятием: буду звонить, писать, навещать детей после школы, рассказывать им, кто их «настоящий папа». У тебя есть неделя.
Он встал, бросил несколько помятых купюр в стакан со своим соком и ушёл, не обернувшись.
Я сидела, глядя на порванный чек, пока музыка гремела, а люди смеялись. Внутри чтото окаменело. Страх превратился в ледяную твёрдость. Переговоры провалились, окончательно.
Неделя тянулась, как пытка. Я почти не спала, каждый звонок заставлял меня дрожать. Я искала выход, но мысли прилипали к липкому страху. Боялась не за себя, а за жизнь, которую Дмитрий дарил мне и детям.
Седьмой день пришёл, как удар молнии.
Я забрала детей из кружка рисования, а старшая дочь, Алёна, держала в руке яркую леденцовую палочку, которой я точно не покупала.
Откуда у тебя это, Алёна? спросила я.
Дядя сегодня меня угощал, прошептала девочка. Сказал, что он мой настоящий папа и скоро заберёт нас у «плохого дяди Дмитрия». Мама, мы же не поедем к папе Дмитрию?
Во мне чтото щёлкнуло. Страх и паника исчезли, заменившись холодной пустотой, в которую вросло твердое, несокрушимое ощущение.
Он посмел подходить к моим детям, использовать их. Хватит.
В тот вечер, когда Дмитрий вернулся с работы, его уже ждала другая женщина. Глаза её были сухими, взгляд прямым и жёстким.
Нам надо поговорить, сказала она, усадив его в кресло в кабинете.
Она рассказала всё без слёз, без оправданий: как Глеб выгнал её с детьми, как ночевала в подъезде, как годы страха заставляли её бояться, что прошлое разрушит настоящее, и как сегодня он подошёл к Алёне.
Дмитрий слушал молча, лицо его каменело с каждой репликой. Когда она замолчала, он не задал вопросов. Он просто…
Что ты хочешь сделать? спросил он, голос ровный, но в этом спокойствии звучала сила.
Хочу, чтобы он исчез. Навсегда. Но не так, как он думает. Я не собираюсь платить ему. Хочу, чтобы он сам понял, что совершил крупнейшую ошибку в своей жизни, ответила я, глядя ему в глаза и впервые видя в них полное одобрение моей темной стороны.
Через десять минут я набрала Глебу номер. Рукам уже не дрожали.
Я согласна, прошептала я ровным тоном. 60000. Завтра в полдень. Я пришлю адрес. Приедешь сам.
Глеб в наушнике ухмыльнулся:
Вот и умница, стервоза. Давно так.
Я повесила трубку. Адрес, который я отправлю, был не банком, не рестораном, а в здании головного офиса корпорации Дмитрия Орлова.
Глеб вошёл в стеклянный небоскрёб, будто победитель, расставил плечи в лучшем костюме и гордо осмотрел холодную роскошь вестибюля. Он шел по своим деньгам, своей «справедливости».
Его проводили на сороковый этаж, в переговорную с панорамным окном, откуда город выглядел как игрушка.
Я уже ждала там, сидя за головой длинного стола, в строгом темносинем платье. Рядом Дмитрий, а чуть дальше незнакомый мужчина с непроницаемым лицом.
Садись, Глеб, указала я на стул напротив.
Самоуверенность Глеба пошатнулась. Он ожидал увидеть меня испуганной, с чемоданом денег.
Что это за цирк? кивнул он в сторону Дмитрия. Семейный совет? Я же вроде договаривался с тобой.
Ты договаривался с моей семьёй, ответил Дмитрий, не отводя глаз. А это уже совсем другое.
Я подала ему толстую папку.
60000, Глеб. Ты их хотел. Но просто отдать слишком скучно. Мы решили вложить их в тебя как инвестицию.
Глеб с удивлением уставился на папку.
Что это?
Это твой бизнес, пояснил мужчина в каменном лице, начальник службы безопасности Дмитрия. Точнее, то, что от него осталось: долги, несколько уголовных дел по мошенничеству, готовых вскрыться. Очень рискованные активы.
Он распахнул папку. На её страницах были копии выписок, списки долгов, фотографии его встреч с неприятными людьми. Лицо Глеба побледнело.
Мы погасили твои самые срочные долги, продолжила я. Тем людям, которые иначе дождались бы приговора суда. Считай это нашим подарком. Но взамен
Дмитрий положил на стол несколько листов и ручку.
Взамен ты подписываешь это. Полный отказ от родительских прав и трудовой контракт на три года.
Глеб взорвался почти истерическим смехом.
Вы сошли с ума? Я? Работать на тебя?
Не на меня, уточнил Дмитрий. На одну из наших подрядных компаний.
В Якутии, бригадиром на строительстве. Зарплата приличная, условия «рабочие». Через три года вернёшься без долгов и с чистой биографией.
Пошли вы! закричал Глеб, вставая. Я вас уничтожу! Расскажу всем!
Расскажешь, кивнул начальник охраны, постукая пальцем по папке. Только после этого твои слова обойдутся дешевле, чем эта бумага. А эти документы уже сегодня окажутся на столе следователя. Выбор за тобой.
Глеб окинул нашими лицами взглядом: спокойное лицо Кира, железное Дмитрия, безразличный охранник. Нет ни малейшего сомнения, ни шанса. Он оказался в ловушке.
Он тяжело сел, вся его бравада исчезла, как дешёвая позолотка. Перед ним сидел не хищник, а загнанный в угол жалкий шакал.
Тряска в руке, он взял ручку.
Когда последний подпись была поставлена, я встала, прошла к столу и остановилась напротив него.
Ты говорил, что если человек через год придёт на коленях просить деньги, значит, у него дела плохи, тихо напомнила я.
Ты не на коленях, Глеб. Просто пол под ним слишком дорог. Ты получил стартовый капитал. Начни новую жизнь.
Я развернулась и пошла к выходу, не оглядываясь. Дмитрий последовал за мной, положив руку ему на плечо.
В огромной переговорной, под безразличным взором охранника, остался сидеть разбитый мужчина победитель, который проиграл всё.
Сегодня я понял, что сила не в деньгах, а в том, как умеешь отстаивать своё, даже если пришлось идти через грязные дороги. Этот урок останется со мной навсегда.
