Время истекло, мужчина указал на дверь, и его голос прозвучал, как скрип ржавых часов в пустой комнате.
Опять этот вонючий дым! Людмила распахнула окна так резко, что занавески взметнулись, словно крылья испуганной птицы. Я же просила курить на балконе! Даже ковёр теперь пахнет, как пепельница. Что скажут Марфа Семёновна с супругом, когда придут на чай?
А что они скажут? Николай нарочито раздавил окурок в фарфоровой пепельнице с видом человека, совершающего священный ритуал. Скажут: «Вот живёт настоящий мужик, который курит где хочет». Разве это преступление?
Настоящие мужики, Николай Владимирович, не травят жён табачным смрадом. У меня голова раскалывается.
Начинается, он закатил глаза, будто наблюдал за повторяющимся спектаклем. Тридцать лет терпела и вдруг «голова болит». Может, это не дым, а старость подкрадывается, Люся?
Она замерла. Эти слова о возрасте, о годах, ускользающих сквозь пальцы он бросал всё чаще, словно кидал камешки в стеклянную стену между ними. И каждый раз стекло трескалось.
При чём тут это? Людмила отвернулась, чтобы он не увидел блеск в её глазах. Я прошу лишь уважения. Неужели сложно выйти на балкон?
Уважения? Николай фыркнул, как старый паровоз. А где твоё уважение к моему дому? Я прихожу с работы, хочу отдохнуть, выпить чаю с вареньем, выкурить папиросу в своём кресле. А не прыгать на балкон, как провинившийся школьник.
В *нашем* доме, поправила она шёпотом.
Ну да, *наш*, проворчал он. Только квартплату плачу я. И холодильник новый купил я. И твою шубу из каракуля тоже я.
Людмила сжала кулаки. Этот аргумент звучал вновь и вновь, как заезженная пластинка. Да, она не работала растила детей, ухаживала за свекровью, потом просто… растворилась в этих стенах. А Николай привык тыкать ей этим, как палкой в бок.
Не хочу ссориться, выдохнула она. Марфа Семёновна с астмой, ей тяжело дышать в дыму.
Ладно, неожиданно сдался он. Ради твоей драгоценной Марфы потружусь выйти на балкон. Но только сегодня.
Он поднялся, и вдруг, уже из коридора, бросил:
Кстати, зачем ты их позвала? У меня завтра совещание, а не детский утренник с твоими старухами.
Это не просто «старухи», прошептала Людмила. Александр Васильевич заведующий архивом. Он может помочь мне с работой.
Николай медленно развернулся, будто его дёрнули за невидимую нитку:
С какой работой?
Она замолчала. Хотела сказать позже, когда всё решится. Но теперь пришлось объясняться под его тяжёлым взглядом.
Хочу устроиться в архив, голос дрожал, но она выпрямилась. Два раза в неделю. Дети выросли, ты вечно на работе… Мне нужно дело.
А кто будет варить борщ? перебил он. Кто будет стирать мои рубашки?
Я всё успею! она попыталась улыбнуться, но вышло криво. Мама помогает…
Твоя мама? он засмеялся сухо. Та, что требует блины с икрой каждое воскресенье?
Николай, она вдруг почувствовала, как в груди закипает что-то горячее и горькое. Я филолог. С красным дипломом. Когда-то я читала лекции, а теперь… теперь я даже не помню, о чём последняя книга, которую держала в руках.
Лекции? он плюхнулся в кресло, и пыль взметнулась в луче света. Это было в прошлом веке! Ты думаешь, сейчас кому-то нужны твои знания о Достоевском? Время не стоит на месте, Людмила.
Архив не космос, прошептала она. Там книги. Бумаги. Тишина. Я не прошу миллионы я прошу смысл.
Смысл? он скривился, будто укусил лимон. Дом, семья, муж это для тебя бессмыслица?
Она не ответила. Потому что вдруг осознала: да. Бессмыслица.
Гости пришли ровно в семь. Александр Васильевич, бородатый, как старовер, сразу увлёк Николая разговором о новых законах. Марфа Семёновна, лёгкая, как осенний лист, зашелестела на кухне:
Ну что, говорила с ним?
Говорила, Людмила раздавила ложкой картошку в пюре так, будто это было его лицо. Он против.
Ну конечно, Марфа фыркнула. Мужчины боятся, когда жёны перестают быть тенью.
Ужин начался мирно. Николай разливал коньяк, шутил про политиков. Людмила расслабилась может, всё наладится?
Кстати, об архиве, вдруг вставила Марфа. Люда рассказала тебе о нашем предложении?
Какое предложение? Николай замер с вилкой в воздухе.
Вести кружок для школьников, прошептала Людмила. О литературе.
Тишина. Потом грохот его кулака по столу:
Без моего согласия?
Я пыталась говорить!
В *моём* доме решения принимаю я! он встал, и тень от него закрыла всю комнату.
Гости замерли. Марфа закашлялась. Александр попытался спасти ситуацию:
Вареники просто восхитительны!
Когда они ушли, Николай схватил её за плечи:
Ты предаёшь наш договор.
Какой договор? она вырвалась. Тот, где ты решил всё за меня тридцать лет назад?
Он вдруг ушёл в спальню, вернулся с её пальто и сумкой.
Время истекло, сказал он, и его голос звучал, как скрип двери в заброшенном доме. Уходи.
Ты… выгоняешь меня? она рассмеялась, потому что иначе зарыдала бы. Из-за работы в архиве?
Из-за предательства.
Она надела пальто. В подъезде пахло ладаном и кошачьей мочой. Лифт снова сломан как и всё в этой жизни.
Телефон в сумке завибрировал. Николай. Она выключила его.
На улице падал снег первый в этом году. Чистый, холодный, незнакомый. Как её новая жизнь.
