Мам, опять свет на всю ночь оставила! буркнул Дмитрий, заходя на кухню.
Ой, заснула, родной Сериальчик смотрела и не заметила, устало улыбнулась Валентина Петровна, поправляя платок на голове.
В ваши годы пора бы уже спать ложиться пораньше, а не ночами у телевизора торчать!
Мать лишь молча улыбнулась и потуже завязала халат, чтобы не видно было, как её колотит от сквозняка.
Дмитрий жил в том же районе, но забегал редко «когда дела позволяли».
Принёс тебе яблоки да таблетки от давления, отрывисто сказал он.
Спасибо, Димочка. Дай Бог тебе здоровья, прошептала она и потянулась погладить его по щеке, но он ловко увернулся.
Мне пора, совещание через полчаса. Позвоню как-нибудь.
Хорошо, сынок. Береги себя, кивнула она.
Когда он ушёл, она долго стояла у окна, провожая его взглядом, пока он не скрылся за поворотом. Прижала ладонь к груди и тихо пробормотала:
Береги себя а меня-то уж ненадолго.
Наутро в проржавевший почтовый ящик упал конверт. Валентина Петровна неспешно дошла до калитки, достала его и прочла надпись:
«Моему сыну Дмитрию, когда меня не станет».
Она села за кухонный стол и вывела дрожащей рукой:
«Дорогой мой,
если ты это читаешь, значит, я не успела сказать всего.
Но знай: мамы не умирают. Они просто тихонько прячутся в детских сердцах, чтобы не пугать их своей тоской».
Она отложила ручку, взглянула на пожелтевшее фото маленький Дима с перебинтованной коленкой.
«Помнишь, как ты с велосипеда грохнулся и поклялся, что больше не сядешь на него?
А я тебя уговорила попробовать снова.
Вот и сейчас хочу, чтобы ты не сдавался не ногами, а сердцем».
Смахнув слезу, она запечатала письмо и подписала:
«Отдать сыну в день моих похорон».
Через месяц раздался звонок.
Дмитрий Сергеевич? Это больница имени Боткина Ваша мама скончалась этой ночью.
Он молча сжал телефон.
В её квартире пахло мятой и старыми книгами. На столе стоял её неизменный гранёный стакан, а на стене висели часы, застывшие на половине третьего.
В ящике лежал конверт.
Он вскрыл его дрожащими пальцами. Мамин почерк.
«Не реви, сынок. Слёзы плохие лекари.
В шкафу висит твой зелёный свитер. Я его сто раз стирала он до сих пор пахнет пионерлагерем».
Дмитрий сжал письмо так, что бумага затрещала. Он прижал свитер к лицу и вдохнул и вдруг снова оказался там, у костра, с палкой и шашлыком из колбаски, а она сидит рядом, укутав плечи платком, и смеётся: «Ну что хмуришься, мой свет?»
Слёзы катились по щекам, а на застывших часах будто что-то дрогнуло стрелки медленно двинулись вперёд.
