К шестидесяти девяти годам я понял: самое страшное вранье — когда дети говорят «мы тебя любим», а на самом деле им нужны только твоя пенсия и твоя квартира.

К шестидесяти девяти годам я поняла: самая страшная ложь когда дети говорят «мы тебя любим», а на самом деле им нужны только твоя пенсия и твоя «двушка» в центре.

Мам, мы тут подумали мой сын Игорь начал осторожно, едва переступив порог. Его жена Света, стоявшая за спиной, кивала так рьяно, будто каждое его слово было гениальным откровением.

Она принесла в прихожую запах дорогих духов и сладковатый привкус тревоги.

Это всегда плохо кончается, пробурчала я, закрывая за ними дверь. Когда вы двое начинаете «думать».

Игорь сделал вид, что не расслышал. Прошёлся по гостиной, окидывая взглядом мебель, будто оценивал каждый предмет. Света суетливо поправила диванную подушку ту самую, которую только что нарочно сдвинула, и снова её разгладила.

Мы волнуемся за тебя, объявила она с приторной заботой. Ты одна. В твоём возрасте мало ли что.

Я опустилась в любимое кресло, ощущая под пальцами знакомый скрип потертой обивки. Это кресло я знала лучше, чем собственных детей.

Например? спросила я. Гипертонический криз от вашей «заботы»?

Ну, мам, не начинай, поморщился Игорь. Слушай, отличная идея. Продаём твою квартиру и нашу однушку, берём небольшую ипотеку и покупаем большой дом за городом! С садом! Ты будешь с внуками, дышать свежим воздухом.

Он говорил так, будто вручал мне путёвку в рай. Глаза Светы блестели фальшивой искренностью. Хорошая из неё актриса.

Я смотрела на их лица, на заученные улыбки и жесты. В их глазах читался азарт риелторов, заключающих сделку жизни. Ни капли тепла. Ни грана честности.

И в тот момент я всё поняла. Самая жестокая ложь когда твои дети говорят «мы тебя любим», а на самом деле им нужны только твоя пенсия и твоя квартира.

Осознание не опечалило меня. Оно просто расставило всё по местам.

Дом, говоришь, протянула я. А на чьё имя он будет записан?

Ну, на наше, конечно, выпалила Света и тут же закусила губу, поняв, что выдала лишнее. Игорь метнул на неё острый взгляд.

Чтобы тебе не пришлось возиться с бумагами, мам! поспешил он объяснить. Мы всё сами уладим. Все хлопоты.

Я медленно кивнула, встала и подошла к окну. На улице спешили люди, каждый в своих заботах. А я стояла перед выбором: сдаться или объявить войну.

Знаешь что, дети, сказала я, не оборачиваясь. Идея интересная. Я подумаю.

За спиной раздался вздох облегчения. Они решили, что победили.

Конечно, мамочка, не спеши, сладко поддакнула Света.

Вот только думать я буду здесь, в своей квартире, повернулась я к ним. А вам пора идти. Дел, наверное, полно. Ипотеку считать. Планы дома изучать.

Я посмотрела им прямо в глаза и их улыбки начали таять. Они поняли: это не конец. Это только начало.

С того дня началась «кампания». Ежедневные звонки, каждый тщательно продуманный спектакль.

Утром звонил Игорь бодро и по-деловому:

Мам, нашёл отличный участок! Сосны кругом, рядом речка! Представь, как детям будет здорово. Разве ты не хочешь, чтобы внуки дышали свежим воздухом, а не городской пылью?

К обеду раздавался медовый голос Светы:

Мы тебе комнату уютную сделаем, мамочка! С окном в сад. И отдельный санузел! И твоё кресло перевезём, и фикус. Всё, как ты любишь!

Они давили на все слабые места: внуки, одиночество, моё здоровье. Каждый разговор спектакль, где я играла роль беспомощной старухи, нуждающейся в спасении.

Я слушала, кивала, говорила, что ещё думаю. А тем временем действовала.

Моя подруга Люда когда-то работала у нотариуса. Один звонок и вот я сижу у неё на кухне, а она раскладывает все варианты.

Нина, только не вздумай оформлять дарственную, предупредила она. Выкинут на улицу даже глазом не моргнут. Пожизненная рента может быть. Но они на это не пойдут. Им всё и сразу.

Её слова укрепили мою решимость. Я не жертва. Я ветеран жизни, и сдаваться не собираюсь.

Развязка наступила в субботу. Раздался звонок в дверь. На пороге стояли Игорь и Света а за ними незнакомец в пиджаке, с папкой в руках.

Мам, познакомься, это Андрей, риелтор, небрежно бросил Игорь, заходя внутрь. Он просто посмотрит, оценит наше имущество.

Человек вошёл, осматривая квартиру взглядом ястреба. Стены, потолок, пол. Он не видел дома. Он видел квадратные метры. Товар.

Во мне что-то оборвалось.

Что оценить? спросила я резко.

Квартиру, мам. Чтобы понимать, с чем работаем. Игорь уже открывал дверь в мою спальню. Андрей, проходи.

Риелтор шагнул вперёд, но я преградила ему дорогу.

Вон, тихо сказала я. Настолько тихо, что все замолчали.

Мам, ты что? заикнулся Игорь.

Я сказала вон. Обоим. Я перевела взгляд на Свету, прижавшуюся к стене. И передай своему мужу: если он ещё раз приведёт в мой дом посторонних без спроса, я вызову полицию. И заявлю о мошенничестве.

Риелтор, почуяв неладное, ретировался первым.

Я подожду вашего звонка, пробормотал он, выскользнув за дверь.

Игорь сверкнул на меня глазами маска любящего сына исчезла.

Ты совсем рехнулась, старая прошипел он.

Пока нет, перебила я. Но ты очень стараешься. А теперь марш. Мне нужно отдохнуть. От вашей «любви».

Неделю стояла тишина. Ни звонков, ни визитов. Я знала это не конец. Они просто перегруппировывались.

В следующую пятницу позвонила Света, голос её капал покаянием.

Нина Петровна, простите, мы были дураками. Давайте встретимся за кофе, по-семейному. Ни слова про квартиру, честное слово.

Я знала, что это ловушка. Но пошла.

Они сидели за столиком в углу. Между ними стоял нетронутый десерт. Игорь выглядел подавленным, Света сжимала его руку.

Мам, прости меня, пробормотал он. Я был неправ. Давай забудем.

Но за его опущенными глазами я видела не раскаяние, а нетерпение.

Я тоже подумала, спокойно сказала я, доставая из сумки сложенный лист. И приняла решение.

Это было не завещание. Это было письмо.

Послушайте, начала я. «Я, находясь в здравом уме, заявляю, что мои дети, Игорь и его Светлана, своими действиями пытались принудить меня к продаже единственного жилья. В связи с утратой доверия и заботой о своём будущем, я решила»

Я сделала паузу. Игорь резко поднял глаза холодные и острые.

«решила продать квартиру».

Света ахнула. Игорь дёрнулся вперёд.

Что?!

Да, кивнула я. Я уже нашла покупателей. Молодая пара. Они готовы подождать, пока я перееду в небольшой дом за городом. Только для себя.

Шок, недоверие, ярость их лица сменяли друг друга.

А деньги? выпалила Света.

Не беспокойся, улыбнулась я. Часть положу в банк под проценты. Остальное потрачу. Путешествия, может, даже круиз. Вы же хотите, чтобы я была счастлива, правда?

Челюсть Игоря напряглась до хруста. Весь его план рушился.

Ты ты не посмеешь, прохрипел он.

Почему? я встала, оставляя письмо на столе. Это моя квартира. Моя жизнь. Удачи с вашей ипотекой, дети. Без меня.

Я ушла, не оглядываясь.

Триумфа я не чувствовала. Только пустоту. Там, где была любовь к сыну, теперь выжженная земля.

Но квартиру я продала. Блеф превратился в лучшее решение моей жизни.

Купила себе светлую студию в тихом зелёном районе. Первый этаж, общий садик. Перевезла кресло, фикус, самые дорогие книги.

Сначала тишина после разрыва с сыном резала, как рана. Никаких круизов. Вместо этого записалась на акварель давняя мечта.

Три раза в неделю я рисовала. Первые работы были ужасны, но мягкие краски на бумаге наполняли меня тихой радостью.

Деньги лежали в банке. Не обуза, а основа спокойствия. Впервые за годы я не боялась будущего.

Прошло полгода. Однажды вечером, поливая цветы в садике, я увидела у калитки знакомую фигуру.

Игорь. Один. Без Светы. Выглядел уставшим, постаревшим.

Привет, мам, сказал он.

Привет, ответила я, откладывая лейку.

Мы сели на скамейку у входа. Он долго смотрел на свои руки, прежде чем заговорить.

Мы со Светой разошлись. После той истории всё развалилось. Она сказала, что я слабак. Что не смог тебя продавить.

Говорил просто, без жалости к себе.

Мне жаль, сказала я. И правда жаль.

Не надо, он поднял глаза. В них больше не было жадности. Только усталость. В тот день в кафе когда ты ушла я понял, что потерял не квартиру. Я потерял тебя. Понадобились месяцы, чтобы это осознать. Глупо, да?

Жизнь штука сложная, Игорь.

Мы сидели молча. Не тяжело, но отстранённо. Два человека, когда-то связанных любовью, а теперь чужие.

Ты как? наконец спросил он.

Нормально, кивнула я в сторону окна, где на подоконнике сох очередной акварельный этюд. Всё нормально.

Он встал. Ладно я пойду. Прости меня, если сможешь.

Я не злопамятна, Игорь. Просто теперь всё по-другому. Заходи на чай как-нибудь.

Он кивнул, развернулся и ушёл. Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся за углом.

Я не плакала. Закрыла калитку, заварила травяной чай и села в любимое кресло.

Пустота исчезла. На её месте был покой.

Я защитила не квартиру. Я защитила себя.

И эта победа тихая, без фанфар стоила того.

Оцените статью
К шестидесяти девяти годам я понял: самое страшное вранье — когда дети говорят «мы тебя любим», а на самом деле им нужны только твоя пенсия и твоя квартира.
Второе пришествие