Её везли на кресле-каталке по длинным коридорам городской больницы в Казани… Куда? спросила одна медсестра у другой. Может, не в отдельную, а в общую?
Я забеспокоилась: Почему в общую, если есть возможность в отдельную?
Медсёстры посмотрели на неё с таким искренним состраданием, что мне стало не по себе. Позже я узнала, что в отдельные палаты отправляли тех, кому оставалось недолго, чтобы их страдания не тревожили остальных.
Врач распорядилась в отдельную, повторила медсестра.
Я успокоилась. Оказавшись на кровати, почувствовала странное умиротворение: теперь мне некуда было спешить, я никому ничего не была должна, и все мои заботы растворились в воздухе. Мир казался далёким, будто отгороженным тонкой прозрачной стеной. Меня больше ничто не волновало.
Я получила право на покой. И это было хорошо. Осталась наедине с собой, со своими мыслями, со своей жизнью. Только Я. Исчезли суета, тревоги, бесконечные вопросы. Вся эта беготня за мелочами вдруг показалась такой ничтожной перед лицом Вечности, перед тайной Жизни и Смерти, перед тем, что ждёт нас за гранью
И тут вокруг меня зазвучала настоящая Жизнь! Как же прекрасно: пение птиц за окном, солнечный луч, скользящий по стене, золотистые листья клёна, шелестящие на ветру, глубокое синее небо ранней осени, шум просыпающегося города гудки машин, стук каблучков по тротуару, шорох опадающей листвы Господи, как же всё это чудесно! И только теперь я это поняла.
Ну и пусть, сказала я себе. Зато поняла. У меня ещё есть несколько дней, чтобы насладиться этим и полюбить жизнь всем сердцем.
Охватившее меня чувство свободы и счастья переполняло, и я обратилась к Богу ведь теперь он был ближе, чем когда-либо.
Господи! радовалась я. Спасибо, что дал мне понять, как прекрасна жизнь. Пусть перед самым концом, но я узнала, каково это по-настоящему жить!
Меня наполняло спокойное, лёгкое счастье, будто я парила высоко над землёй. Мир звенел и переливался золотым светом. Казалось, сама Любовь обняла меня тёплая, мягкая, как волна. Она заполнила всё вокруг, даже воздух стал густым, как мёд, и я вдыхала его медленно, с наслаждением. Всё, что я видела, светилось изнутри. Я любила! И это было похоже на мощную музыку органа и лёгкий, парящий голос скрипки.
Отдельная палата, диагноз «острый лейкоз четвёртой стадии» и признанный врачами безнадёжный прогноз имели свои плюсы. К умирающим пускали всех в любое время. Родным предложили позвать близких попрощаться, и ко мне потянулись скорбящие родственники.
Я понимала их растерянность: о чём говорить с человеком, который знает, что умирает? Мне было смешно смотреть на их смущённые лица.
Я радовалась: когда бы ещё собрались все вместе! И больше всего хотелось поделиться с ними своей любовью к жизни разве можно не быть счастливой от этого? Я старалась развеселить их: рассказывала анекдоты, смешные истории из прошлого.
Все, слава Богу, смеялись, и прощание прошло легко, почти празднично. На третий день мне надоело лежать, я начала вставать, подходила к окну. Врач, застав меня на ногах, чуть не поседела:
Вам нельзя ходить!
Я удивилась:
Это что-то изменит?
Нет она растерялась. Но вы не должны вставать.
Почему?
У вас анализы, как у покойника. Вы и жить-то не можете, а уже ходите.
Прошли положенные четыре дня. Я не умерла, а с аппетитом уплетала колбасу и апельсины. Мне было хорошо. А врачу плохо: она не понимала, что происходит. Анализы не менялись, кровь была едва розовой, а я уже выходила в коридор смотреть телевизор.
Её было жалко. Любовь требовала, чтобы вокруг все радовались.
Доктор, а какими вы хотите видеть мои анализы? Она быстро набросала на листке цифры. Я ничего не поняла, но кивнула. Врач вздохнула и ушла.
На следующее утро она ворвалась в палату:
Как вы это сделали?!
Что сделала?
Анализы! Они именно такие, как я написала!
Откуда мне знать? Да и какая разница?
Меня перевели в общую палату. Родственники уже попрощались и больше не приходили.
В палате лежали ещё пять женщин. Они молча умирали, отвернувшись к стене. Я выдержала три часа. Моя Любовь задыхалась в этой тишине. Нужно было срочно что-то делать. Достала из-под кровати арбуз, нарезала и громко объявила:
Арбуз помогает от тошноты после химии.
По палате разлился свежий, сладкий запах. Женщины неуверенно подошли.
Правда помогает?
Ещё как, уверенно сказала я.
Арбуз хрустнул под ножом.
И правда, легче, сказала та, что лежала у окна.
И мне И мне закивали остальные.
Вот видите, удовлетворённо улыбнулась я. Кстати, знаете анекдот про больницу?
В два часа ночи в палату заглянула медсестра:
Вы когда смеяться перестанете? Весь этаж не спит!
Через три дня врач робко попросила:
Может, перейдёте в другую палату?
Зачем?
У всех здесь состояние улучшилось. А в соседней много тяжёлых.
Нет! хором закричали соседки. Не отпустим!
Не отпустили. В нашу палату стали заходить другие пациентки просто посидеть, поболтать, посмеяться. И я понимала почему. Здесь жила Любовь. Она окутывала каждого, и всем становилось легко. Особенно мне нравилась шестнадцатилетняя татарка в белом платочке, завязанном на затылке.
Торчащие концы делали её похожей на зайчонка. У неё был рак лимфоузлов, и казалось, она разучилась улыбаться. Но через неделю я увидела, какая у неё добрая, застенчивая улыбка. А когда она сказала, что лечение наконец подействовало, мы устроили праздник. Дежурный врач, заглянувший на шум, только развёл руками:
Тридцать лет работаю, а такого не видел.
Мы долго смеялись, вспоминая его лицо. Было хорошо.
Я читала книги, писала стихи, смотрела в окно, болтала с соседками, гуляла по коридору и любила всё вокруг: книгу, компот, соседку, машины за окном, старое дерево во дворе. Мне кололи витамины надо же было что-то колоть. Врач со мной почти не разговаривала, только косилась, проходя мимо. Через три недели она тихо сказала:
У вас гемоглобин на 20 единиц выше нормы. Хватит его повышать.
Казалось, она злится на меня. По логике, она ошиблась с диагнозом, но такого не могло быть, и она это знала.
Однажды она призналась:
Я не могу подтвердить ваш диагноз. Вы выздоравливаете, хотя вас никто не лечит. Этого не может быть.
А какой у меня диагноз?
Я ещё не придумала, прошептала она и ушла.
Когда меня выписывали, врач сказала:
Жаль, что вы уходите. У нас ещё много тяжёлых
Из нашей палаты выписались все. А смертность в отделении в этом месяце упала на 30%.
Жизнь продолжалась. Только смотрела я на неё теперь иначе, будто сверху. И смысл её оказался таким простым:
Нужно просто любить. Тогда всё станет возможным, все желания сбудутся если, конечно, желать с любовью. Не обманывать, не завидовать, не обижаться, не желать зла. Всё просто. И так сложно.
Потому что правда Бог есть Любовь. Надо только успеть это вспомнить.
