А это моя жена моё главное разочарование, представил меня муж гостям на юбилее. Зря он это сделал
Гости гудели, словно встревоженный улей. Бокалы звенели, смех смешивался с музыкой, создавая густой, тягучий шум.
Мой муж, Артём, подвёл ко мне своего старого партнёра солидного мужчину в дорогом костюме. Улыбка на его лице была широкой, хищной.
А это моя жена, его голос разрезал общий гул, и он сделал паузу, наслаждаясь вниманием. Моё главное разочарование.
Слова упали в оглушающую пустоту, внезапно образовавшуюся вокруг нас. Казалось, даже музыка споткнулась.
Я улыбнулась. Уголки губ сами поползли вверх, натягивая кожу на лице. Даже кивнула партнёру мужа, Сергею Владимировичу, который смотрел на меня с нескрываемым ужасом.
Очень приятно, мой собственный голос прозвучал удивительно спокойно.
Артём хлопнул меня по плечу, довольный произведённым впечатлением. Он считал это остроумным. Вершиной своего «блестящего юмора».
Весь вечер его слова не выходили у меня из головы. Они не ранили. Нет. Они стали чем-то вроде камертона, настроившего моё восприятие на нужную частоту.
Я смотрела на мужа и видела его будто впервые. Вот он громко смеётся над собственными шутками, запрокинув голову. Вот покровительственно обнимает племянника, говоря ему какие-то вульгарные глупости о женщинах.
Каждое его движение, каждое слово теперь было лишено привычной мишуры. Всё стало до боли ясным.
Позже, на кухне, когда я меняла лёд в ведёрке, он подошёл сзади.
Ну что, Оля? Обиделась, что ли? попытался обнять меня. Это же просто шутка. Для своих.
Я мягко отстранилась.
Для каких «своих», Артём? тихо спросила я. Тут половина гостей твои партнёры. И твой начальник.
Он скривился, будто от зубной боли.
Ну и что? У людей есть чувство юмора. Не то что у некоторых. Вечно всем недовольна.
Это не было извинением. Это было обвинением.
Я вернулась в гостиную. Жена начальника Артёма, Лариса Николаевна, поймала мой взгляд и едва заметно, сочувственно улыбнулась. Этот мгновенный женский взгляд поддержки значил для меня больше, чем все десять лет брака.
Я дождалась, когда Артём снова выйдет в центр зала, чтобы произнести очередной пафосный тост о своих успехах. Он поднял бокал, и все взгляды устремились к нему.
А я, не глядя ни на кого, взяла со стула свою небольшую сумочку. И тихо вышла из квартиры. Не просто из этой комнаты, наполненной ложью и фальшью. Я вышла из его жизни. Дверь за мной закрылась почти беззвучно.
Прохладный воздух подъезда показался целительным. Я спускалась по лестнице, не вызывая лифт, и каждый шаг уносил меня от прошлой жизни. Звуки праздника становились всё тише, пока не стихли совсем.
Я вышла на улицу. Ночной город жил своей жизнью, равнодушный к моей маленькой драме. Я шла, сама не зная куда просто подальше от нашего дома, который уже не был моим.
В сумочке завибрировал телефон. Раз, другой, третий. Я не смотрела знала, кто это.
Через полчаса бесцельной ходьбы мне стало холодно. Я остановилась у витрины круглосуточной аптеки и достала телефон. Десять пропущенных от Артёма. И серия сообщений:
«Где ты?»
«Прекрати этот цирк».
«Оля, ты позоришь меня перед людьми!»
«Если не вернёшься через 15 минут, я»
Последнее сообщение было незаконченным. Он не знал, чем угрожать. Он никогда не думал, что я способна на такой шаг. Я же была удобной, предсказуемой. Частью интерьера.
Я выключила телефон. В кошельке лежало несколько купюр мой небольшой «неприкосновенный запас», который я много лет откладывала из редких подаренных денег. На банковские карты не рассчитывала.
Я зашла в первый попавшийся отель небольшой, с потёртой стойкой регистрации и уставшей женщиной за стойкой. Оплатила наличными одну ночь.
Номер был тесным и безликим. Пахло хлоркой и старыми вещами. Я села на кровать, покрывало которой было жёстким, как наждачная бумага. И впервые за вечер почувствовала что-то похожее на страх. Что дальше?
Утром я включила телефон. Десятки сообщений от него, его матери, даже от нескольких «общих» подруг. Все они сводились к одному: «Оля, опомнись, Артём злится, но он тебя простит».
Они даже не поняли, что прощать должна была я. Я выключила телефон и открыла окно. Воздух был прохладным, утренним, чистым. На подоконнике лежал платок, который я машинально сунула в карман вечером тот самый, с вышитыми моими инициалами. Я развернула его и увидела, что одна нитка уже выдернута. Слабое место. Начало разрыва. Улыбнулась. Достала из сумочки маленькие ножницы и аккуратно подрезала ещё одну нитку. Потом ещё одну. Пока весь узор не начал сыпаться у меня в руках.
