Они смеялись над ней, обзывали дурнушкой, дразнили “жирафкой”, но когда через несколько лет она пришла на встречу выпускников…
Светлана с детства чувствовала себя чужим человеком в этом мире стройных и грациозных одноклассниц. Ее высокая, угловатая фигура, длинные, будто не свои руки и странная, немного неуклюжая походка всегда выделяли ее из толпы, делая мишенью для насмешек. Она была как молодая осинка, случайно выросшая среди ухоженных роз.
Эй, жирафка! раздался голос соседа по парте, и его палец грубо толкнул ее в плечо. Осторожнее, а то головой о косяк ударишься!
Класс взорвался громким смехом, который, казалось, бился о стены и звенел в ее ушах.
По щекам Светланы разлилось жаркое пламя стыда. Она опустила глаза в тетрадь, где давно научилась прятаться среди строчек и рисунков на полях. Молчание было безопаснее любая попытка ответить только разжигала насмешки.
Дорога домой становилась передышкой между двумя мирами. Она жила с матерью на окраине поселка, в маленьком доме, пахнущем яблоками и старым деревом.
Дочка, помоги мне раскроить эту ткань, говорила мать, разворачивая рулон сероватого ситца. Из него выйдет хорошее платье к весне.
Светлана садилась за старую швейную машинку, и ровный стук иглы успокаивал ее, наводя порядок в душе. Только здесь, среди ниток и ткани, она чувствовала себя на своем месте.
Но школа возвращала все на круги своя. На переменах девчонки громко перешептывались:
Ты видела ее юбку? Словно из занавески сшита!
А походка будто медведь на льду!
Светлана проходила мимо, делая вид, что не слышит. А по ночам, уткнувшись в подушку, спрашивала себя: “Почему у других все так легко? И лица, и одежда, и движения. А я будто собрана из чужих частей…”
После девятого класса она уехала в районный центр, поступив в техникум. Новый город оглушал шумом и яркими витринами, но давал надежду: “Здесь, может быть, начнется другая жизнь”.
Просторные аудитории, новые преподаватели казалось, все можно начать сначала. Но надежда быстро таяла. Они смеялись над ней, обзывали дурнушкой, дразнили “жирафкой”, но когда через несколько лет она пришла на встречу выпускников, все замолчали. Высокая, стройная, в элегантном платье, сшитом собственными руками, она вошла в зал с легкой улыбкой не гордой, не мстительной, а спокойной, как будто давно всё отпустила. Её походка больше не казалась неуклюжей теперь в ней узнали грацию, рождённую терпением и одиночеством. Кто-то робко поздоровался, другой опустил глаза, а бывшая подружка-задира вдруг поняла: настоящая красота это не то, что дано от рождения, а то, что выковано в тишине.
