13 октября, 2025г.
Сегодня я снова оказалась в своей квартире в Москве, словно в руинах после бури. Пустой холодильник, разбросанные тарелки, липкий пол всё словно напомнило, что я теперь «домохозяйка», получившая за это «Нобелевскую премию» от мужа. Он, стоя в дверях, произнёс с видом, будто вручал мне почётный орден: «Пол уже пуст, значит пора действовать. Пол сам себя не уберёт».
Я стояла посреди бедствия. На балконе сломанная сушилка держала мой халат тот же, в котором я отправилась в роддом полтора месяца назад, когда у меня родилась тройня. Нет ни цветка, ни записки, ни хотя бы капли уважения. Только холодный взгляд Андрея, будто я просто соседка, заглянувшая без стука.
Говорят, после родов женщины становятся слишком чувствительными. Но дело не в гормонах, а в том, как к нам относятся, как с нами разговаривают, как обнимают или вовсе не обнимают.
Ты издеваешься? прошептала я, глядя на него. Я только что вернулась с тройням после операции.
И что? перебил он раздражённо. Кесарево сечение, как ты сама говорила. Всё под наркозом. Ты не рожала, ты просто лежала. Хватит притворяться. Молоко собираешь? Ну, собирай, но это не помешает убраться в квартире.
Сначала я приняла его слова за шутку, потом за безумие, а в конце за собственную вину: ведь я когдато его любила. В голове гул, сердце остановилось. Я держала дорожную сумку, полную ночных сорочек, прокладок и двух пар панно, сшитых мной ещё в беременность. А он говорил со мной, будто я бездельница, только что вернувшаяся с отпуска.
Ты даже нас из больницы не забрала, выдохнула я. Я сама просила санитарку вызвать такси.
Ты же хотела быть самостоятельной! воскликнул он. Всё время в родах ты уклонялась от меня. Всё сама, сама И теперь действуй дальше.
Выносить ребёнка это не слабость, а вера в поддержку, в то, что ты не останешься одна, что рядом будет любимый человек. А если нет?
Если не справляешься, позову маму, буркнул он и ушёл в ванную. Она сделает из тебя настоящую хозяйку.
Моя мать, Татьяна Алексеевна, женщина с взглядом, способным вскипятить яйца. Даже уличные коты её обходили стороной. В сером плаще, с короткой стрижкой и металлическим голосом, она была тем, к кому нельзя было возразить, даже начальству. Я ожидала её как судью с метлой, готовой раздавать наказания.
Но Татьяна вошла молча. В её глазах было чтото иное. Она оглядела комнату, меня, мой вид, моё молчание.
Ты убираешь? спросила она внезапно.
Я даже не успела ответить.
После родов?! Ложись немедленно!
Я замерла. Татьяна повесила плащ, надела фартук, взяла тряпку и ведро и начала мыть пол. Иногда добро приходит в неожиданном облике в виде женщины с резким голосом и строгим взглядом.
Через полчаса на кухне пахло борщом. Я лежала на диване, укутанная подушками, а Татьяна полоскала полотенца и бормотала:
Тройня вот это да
Когда Андрей вернулся с телефоном и улыбкой, она бросилась на него, как гроза:
Ты сошёл с ума?! Женщина же привела на свет тройню! Это операция, боль, восстановление! А ты ей мыть пол?!
Мама, но ты же говорила
Я?! Ты обещал, что справишься, что любишь, что всё под контролем. Я поверила!
Татьяна вздохнула, посмотрела на меня и прошептала:
Монстр. Ты монстр в человеческом обличье.
Когда мать встаёт на сторону другой женщины, это победа. Горько, но необходимо.
Кто тебе в голову это вбил?!
Андрей пожал плечами.
Коллега Павел. Говорил, что кесарево сечение не роды, молоко ерунда, женщины всё выдумывают
МОЛЧИ! закричала Татьяна.
Он замолчал. В тот же день начались проблемы на его работе: коллеги услышали его разговоры, и Таня, та самая, что поддерживала меня во время беременности, не выдержала.
Ты видел женщину после кесарева?! Видел, как она не спит неделями?! Как у неё всё болит?!
Начальник вызвал его и отправил в отпуск без права возврата, пока выясняют обстоятельства. Павел, «инспиратор», оказался под расследованием за домогательства и злоупотребление должностными полномочиями. Карма не спешит, но попадает точно.
Татьяна забрала сына к себе. Через две недели он вернулся другим: тихий, с книгой о материнстве и кастрюлей борща.
Прости, опустился он на колени. Я был дураком, эгоистом. Дай шанс. Один.
Я долго смотрела на него, потом ответила:
Один. Но если ещё раз
Не будет, перебил он. Я поклялся маме. А клясться ей страшнее, чем тебе. Прости.
Падения иногда нужны, чтобы увидеть ошибку. Не каждый меняется, но судьба пожалела меня, а ему дала шанс. С тех пор всё меняется, не сразу, но меняется. Он учится пеленать, варить кашу, вставать ночью. Просит прощения за каждый день боли.
Татьяна приходит каждую субботу с булочками и говорит:
Ты теперь не одна. Запомни это.
И я действительно не одна. У меня теперь дети, поддержка, семья и муж, который готовит блины и ругается с соседями, если они шумят, пока наши малыши спят.
Самая ценная фраза, ставшая моим оберегом:
Ты теперь не одна.
