Это я, Михаил… — прошептал он, усевшись рядом.

Я, Людмила Петровна, записываю этот день в свой дневник, потому что в последний раз услышала свой собственный голос, и он дрожал от холода и боли.

Это я, Михаил прошептал он, сев рядом, уже поздно чтото менять. Тебе же под восемьдесят, мамочка. Он ушёл, не позволив мне произнести ни слова.

Баба Людмила, из последних сил, подняла ведро со льдом из колонки. Перекидывая тяжёлую ногу, я поползла по заваленой травой дорожке к своей избе в Подмосковье. Мороз щипал щеки, а пальцы с трудом удерживались за замёрзшую, обледенелую ручку. У порога я остановилась, чтобы передохнуть, поставила одно ведро на ступеньку, вытянулась к другому и вдруг нога выскользнула на льду.

Ой, Господи, спасите прошептала я, едва не упав на землю. Плечо ударилось об край ступеньки, затылок запалила тупая боль. Несколько секунд я лежала, не в силах ни двинуться, ни вздохнуть.

Пытаясь подняться, ноги не слушались. Нижняя часть тела будто исчезла. Схватившись от ужаса и боли, я ползла к двери, цепляясь за всё, что попадалось: старый табурет, сломанный веник, кромку своей платья. Спина крутилось, лоб потел, всё вокруг крутилось и качалось.

Держись, Людочка ещё чутьчуть шептала я себе, пытаясь встать на старый диван в коридоре. На подоконнике лежал телефон. Трепещущими пальцами я набрала номер сына.

Пашка сынок чтото случилось приезжай выдохнула я и потеряла сознание.

К вечеру приехал Павел. Двери захлопнулись, в хату ворвался холодный ветер. Без шапки, растрепанный, он замер у порога, увидев мать, полулежащую на диване.

Мамочка что с тобой? наклонился он, схватив меня за руку. Господи, ты как лёд

Не раздумывая, он позвонил жене:

Оля, срочно приезжай ей ужасно плохо кажется, она даже не шевелится.

Баба Людмила слышала всё, хотя не могла ни улыбнуться, ни пошевелиться. В груди вспыхнула надежда: если он испугался, значит, нам не всё равно.

Я попыталась пошевелиться ногами без толку. Лишь пальчики слегка дрожали. И вдруг из глаз полетели слёзы не от боли, а от мысли, что, может, ещё не всё утрачено.

Оля пришла лишь через два дня. На пороге стояла раздражённая, держала за руку Аню будто отняла её от чегото важного.

Ну, вот и пришла, бабушка, пробормотала она, бросив взгляд на свекровь. Теперь отдыхай, как полено.

Аня прижалась к маме, тревожно глядя на бабушку. Пыталась улыбнуться, но лицо не слушалось.

Оля молча вошла в дом. Павел завёл её на кухню. Они говорили тихо, но в воздухе висела напряжённость. Хотя баба Людмила не различала слов, сердцем она ощущала горечь.

Минуты пролетели, и сын вернулся. Без слов поднял меня на руки.

Куда ты меня ведёшь?.. прошептала я.

Павел не ответил, лишь стиснул зубы. Я обняла его за шею, вдыхая привычный запах мази, табака, чегото знакомого.

В больницу?.. спросила я снова.

Он молчал, но шаги ускорились. Вместо больницы он занёс меня в пристройку, где раньше хранили картошку, лыжи, старую утварь. В комнате было холодно, пол из потрескавшихся досок, из окон вилась сырость. Пахло забытьем.

Он осторожно положил меня на старый матрас, покрытый выцветшим одеялом.

Здесь полежишь, сухо сказал он, избегая моего взгляда. Уже поздно чтото менять. Тебе же под восемьдесят, мамочка. Он вернулся и вышел, не дав возможности произнести слово.

Шок налетел не сразу он медленно, но неизбежно охватил меня. Я лежала, не моргая, уставившись в потолок. Холод пробирал до костей. Я не могла понять, почему он так, за что?

В памяти всплывали обрывки прошлого: как я сама вела сына в школу, как стирала полы, как покупала ему зимнюю куртку в кредит, как оплачивала свадьбу, потому что родственники не захотели «не подойдёт, не из нашего круга».

Я всегда была на его стороне прошептала я, всё ещё не веря в случившееся.

Вспомнилось лицо Оли всегда холодное, сдержанное, острое, как лезвие. Никогда не благодарила, приходила лишь по напоминанию. Однажды появилась на день рождения Ани.

А теперь я лежу в холодном чулане, будто ненужный предмет. И даже не знаю, доживу ли до утра.

Каждый день становилось всё очевиднее: происходит чтото плохое. Павел приходил всё реже ставил миску супа, не смотря, и быстро уходил. Оля с Аней вообще не появлялись.

Я ощущала, как жизнь медленно ускользает. Я уже не ела только глотала воду, чтобы не умереть от голода. Спала я также не могла: боль в спине не давала. Но самое тяжёлое одиночество, гнетущее, невыносимое.

За что? думала я. За что мне это? Я ведь любила его, как никого. Я всё для него делала

Ответа не было. Лишь холод и пустота.

И вот одно утро, когда солнце едва просвечивало через грязное окно, я услышала стук. Тихий, но настойчивый, совсем не как Павел.

Кто там? прошептала я, хотя сил на голос не хватало.

Двери скрипнули, и в чулан вошёл старик, седой, в старом кожанном плаще. Лицо знакомое, но я не сразу его узнала. Он сел рядом, взял меня за руку.

Это я, Михаил прошептал он, присев рядом.

Баба Людмила вздрогнула. Михаил. Сосед. Тот, кого я когдато любила, того, кого отвергла, потому что «не подходил» семье.

Михаил выдохнула я.

Он молчал, лишь сжимал руку. Потом тихо спросил:

Что с тобой случилось, Любочка? Почему ты здесь? Павел сказал, что ты в пансионате

Я попыталась объяснить, но слёзы мешали. Он понял без слов, обнял меня, как давно.

Не бойся. Я заберу тебя отсюда.

Он поднял меня на руки лёгкую, как перышко и вынес на улицу. Павла не было он уехал в город. Олю тоже. Только Аня выглянула из окна, но быстро спряталась.

Михаил отвёз меня к себе домой. Положил в тёплую кровать, накрыл одеялом. Принёс чай с мёдом, накормил, как ребёнка.

Ляг, отдохни. Я вызову врача.

Врач приехал быстро, осмотрел, покачал головой.

Перелом позвоночника. Старый. Но если правильно лечить может встать. Потребуется операция, реабилитация.

Михаил кивнул:

Сделаем всё. Продам, что нужно, но спасём.

Баба Людмила смотрела на него со слезами.

Михаил почему? После всего

Он улыбнулся печально.

Потому что люблю. Всегда любил. И всегда буду.

Я заплакала от радости, от боли, от осознания, что жизнь ещё не окончена.

Михаил заботился обо мне, как о родной. Кормил, умывал, читал книги. Рассказывал о прошлом, о том, как ждал, надеясь, что я вернусь.

Я знал, что однажды ты поймёшь, говорил он. И я буду рядом.

Павел приехал через неделю. Вошёл, увидел мать в кровати уже не в чулане, а в тёплой комнате.

Мамочка как ты встала? спросил он, запинаясь.

Я посмотрела на него холодно.

Не встала. Михаил вынес меня.

Павел опустил глаза.

Я я не знал, что всё так закончилось

Иди, Павел. И не возвращайся.

Он ушёл, не обернувшись. Оля с Аней тоже не появились.

Я осталась с Михаилом. Он стал моей опорой в прямом и переносном смысле. Помог встать на ноги сначала с ходунками, потом с тростью.

Смотри, Любочка, я иду смеялась я, делая первые шаги.

Он плакал от счастья.

Однажды утром, когда солнце золотило окна, я проснулась и сказала:

Михаил, спасибо. За всё.

Он взял меня за руку.

Это я благодарю. За то, что ты вернулась.

И мы жили дальше тихо, спокойно, в любви, которой так долго ждали.

Я сидела на скамейке, греясь на солнце. Ноги всё ещё болели, но я шла медленно, но шла. Михаил рядом резал чтото из дерева игрушку для Ани, которая иногда забегала, прячась от мамы.

Как думаешь, Павел простит? спросила я.

Михаил покачал головой.

Не о нём думай. О себе. Ты жива главное.

Я кивнула. И впервые за долгое время ощутила, что действительно жива.

На столе в доме стояла фотография: я молодая, с Михаилом. Подпись: «Наконец вместе».

Через месяц Павел вновь приехал, не постучав. Я сидела за столом, пила чай. Михаил был рядом.

Мамочка нам нужно поговорить, начал он, не глядя на Михаила.

Она молчала.

Оля говорит, что ты сошла с ума. Что этот старик тебе мозги запутал.

Михаил встал, но я остановила его рукой.

Иди, Павел. Тебе здесь не место.

Он задрожал.

Но я твой сын!

Был. А теперь уходи.

Он ушёл, грохнув дверью. Я не заплакала. Только крепче сжала руку Михаила.

Спасибо, что ты есть.

Он улыбнулся.

И я тебя благодарен.

Жизнь шла дальше без Павла, но с любовью.

Аня прибежала через неделю, села на скамейку, обняла бабушку.

Бабушка, почему папа такой злой?

Я погладила её по голове.

Он просто забыл, что такое любовь. Но ты не забудешь, правда?

Она кивнула.

Нет. Я тебя люблю.

И я тебя.

Михаил смотрел на нас и улыбался. Жизнь она такая: иногда ломает, но потом чинит. Главное не сдаваться.

Я стояла на пороге, глядя на дорогу. Солнце садилось, раскрашивая небо в розовый. Михаил подошёл, обнял меня за плечи.

О чём думаешь?

О том, что всё хорошо. Наконец.

Он поцеловал меня в висок.

Да, Любочка. Наконец.

И мы вошли в дом вместе, навсегда.

Оцените статью
Это я, Михаил… — прошептал он, усевшись рядом.
Откровенный разговор по душам