Дайте мне ещё один шанс, снова заплакала девчонка, вытащив из крошечного кармушка белый платок с голубой каймой и крошечными цветочками по углам, быстро вытерла нос.
Трогательно, подумал я, Андрей Юрьевич, а ведь я не переношу женские слёзы!
Никаких шансов, сказал я ей. Попробуете в следующем году, а пока могу устроить вас санитаркой в местную больницу. Работа грязная, тяжёлая, но зато увидите всё изнутри, где хотите работать.
Вы ведь представляете себе белый халат, блестящие инструменты, стерильный коридор, а пациенты смотрят с умоляющим взглядом? продолжил я, оглядывая двор института, где толпились студенты.
Сколько же у тебя веснушек, Красильникова! подмигнул я, будто солнце её целует. И вдруг застрелил громкий хохот: веснушки, солнце, день рождения жены, дача с окуньками и щучкой, пчёлы в ульях, а я с ними беседую.
Дарья, подняв голову, прищурилась. Профессор смеётся? Странно. Всё это неправильно Она готовилась, а потом перепутала всё, смутилась перед комиссией, билетик в руках.
Простите, я не смеяюсь над вами, поспешил я. Вы, Дарья, очень красивая. Пауза. Давайте мороженое! Жарко стоит, а я оттянул воротник, зажмурил портфель.
Не краснеть! сказал я, доставая изпод пиджака смятую бумажку. Возьмите себе и мне по мороженому, я вас на скамейке подожду.
Даша слегка прищурилась, пожала плечами.
Какое берём? спросила она тихо.
Любое, но поторопитесь. Иначе останется пустое место, а вас санитаркой не устроим.
Я наблюдал, как Дашка, худенькими ножками, подбегает к продавцу.
Девчонка, как ребёнок! покачал я головой. Откуда же такая на нашу голову?
Сев на скамейку, я вынул из кармана пиджака огромный платок в крупную синезеленую клетку, уродливый, протёр лоб, поморщился. Противно быть потным, усталым, старым, особенно рядом с такой веснушчатой девчонкой.
Но я не хочу флиртовать, ведь люблю жену больше жизни, а студенток никогда не замечаю. Жаль только, что жизнь прошла, а я лишь наблюдаю за чужой, молодой, смелой Красильниковой.
Почему вы меня так разглядываете? спросила Дарья, протягивая мне завернутый в бумажку пломбир.
А себе? я недовольно посмотрел её пустые руки. Я же говорил взять два.
Она бросилась обратно к продавцу, принесла второй пломбир и упала рядом со мной.
Ешьте, приказал я. А потом прощайте, у меня ещё жена ждёт на дачу, туда зайдём с рыбой.
Дарья вытерла уголок рта, пожала плечами. Мороженое оказалось слишком сладким, жирным, лишь пить захотелось.
Вы же гдето живёте? спросил я, топая мороженое.
Остановилась у тёти, а сегодня к ней приезжает родня из Воркуты, поэтому скоро уеду, ответила она.
Дома поедете? интересовался я, откусывая мороженое.
Не важно. Устройте меня на экзамен, пожалуйста! умоляла Даша.
Нуну, не в голове всё путать, отрезал я пальцем. А как потом на работе? Не вырежете людям не аппендикс, а, скажем, селезёнку?
Как же можно? спросила она, глаза раскрылись. Хочешь ещё мороженого? схватила меня за руку, я отдернулся.
Не хочу, и вам не советую, сказал я. Прощайте, Дарья Красильникова, жена ждёт. Приходите в следующем году.
Я встал, прошёл по аллее парка, не оглядываясь. Девчонка в белокрасной панаме удручённо вздохнула и осталась сидеть, пряча маленький чемоданчик в кустах.
Всё Всё кончено, всхлипнула она, глядя на свои веснушки.
В Краснознаменском, небольшом полугородке, где шоссе делит домики с деревянными наличниками и петушками, никто не верил, что крошечная Дашка поступит в медицинский институт и вернётся в местную больницу в белом халате.
Местный главный врач, Николай Фомич, выглядел как клоун: красный нос, отёк лицо, глаза под мешками. Он не принимал новых, полагал, что спиртовые парилки спасут всё.
Даша готовилась к экзамену, но завалила русский, биологию, генетику не судьба.
Я уже исчез, а Даша всё сидела с палочкой от мороженого.
Теперь пить хочется пробормотала она, вытянула чемоданчик и пошла к остановке, боясь идти вечером одной.
Бабушка в детстве пугала её демонами и лешими, поэтому ночью слышались скрипы, крики птиц, лай собак. Даша укуталась в одеяло, слушала храп деда, который вскоре умер от пневмонии.
Ну вот и всё, пробормотала санитарка Тамара Егоровна, проходя мимо.
Даша задумалась, почему Андрей Юрьевич ей не поверил.
Вдруг к ней подошёл Вовка, схватил чемодан, сказал:
Ты чего здесь? Не верил, что я поступлю? бросила она.
Я за тебя держал кулаки, ответил он, обняв её.
Он поцеловал её, и всё стало понятно.
Рад, что ты вернулась, прошептал он, если бы ты осталась, я бы к тебе приехал.
Мы согласились, всё будет хорошо.
Позже я, уже в шляпе, листал списки абитуриентов с фамилиями Красильникова, Карасева, Кузнецова…
Вы ищете когото? спросила Надежда, протирая глаза платком.
Платок? я удивился.
На базаре купила, ответила она, пряча его.
Я рассердился, но потом успокоился.
Красильникова Дарья Ивановна, прочитал я, поступила. Теперь будет смена у Николая Фомича.
Я пошёл к тележке с мороженым, сел, съел пломбир и подумал, как странно, что именно она запомнилась мне среди всех.
Вечером, когда жена Таисия готовила чай с пряниками, я вдруг упал, чувствуя сердце поджимать.
Тайя и Игорь спешили в местную больницу, где Николай Фомич уже стоял в помойке, ругаясь.
Я проснулся в пустой палате, светло за окном, и услышал голос:
Красильникова? Вы? спросила женщина в синем халате, поднося стакан воды.
Я, Андрей Юрьевич, ответил я, удивлённо глядя на её лицо.
Дарья, что вы делаете? Я искал вас два года, а вы
Она присела рядом, принялась поправлять подушку.
Я стану врачом, всё поменяю! клялась она.
Я лишь улыбнулся, вспоминая её решимость, и, поднявшись, прошептал:
Даша, держись, будем бороться.
Так закончилась моя странная история, полная мороженого, веснушек и надежд, которые, как говорят, в России всегда гдето ждут своего часа.
