Считая мать обузой, сын отвёз её в самый дешевый дом престарелых.
Девичья фамилия?..
Татьяна Вячеславовна медленно повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза.
Не надо, Славик, тихо, но чётко сказала она. Не ври. Хотя бы сейчас.
От её взгляда, лишённого осуждения, но полного бесконечной материнской боли, Вячеславу захотелось выпрыгнуть из машины и бежать без оглядки.
Он вдруг понял, что совершает самую страшную ошибку в жизни. Ошибку, которую, возможно, уже не исправить. Но такси сворачивало к серым воротам с облезшей вывеской, и пути назад не было. Машина остановилась у обшарпанного двухэтажного здания из серого кирпича, окружённого голыми деревьями.
Вывеска *Пансионат «Тихий Дом»* была написана казёнными буквами, из-под которых проступала ржавчина. Дом больше походил на последнее пристанище для тех, чьи жизни давно пошли ко дну. Вячеслав расплатился с таксистом, избегая его взгляда, и помог матери выйти. Её рука в его ладони была холодной и лёгкой, как птичья косточка.
Воздух здесь был не городским. Пахло сыростью, прелыми листьями и чем-то неуловимо затхлым. Из приоткрытого окна доносился звук телевизора и старческий кашель. Татьяна Вячеславовна остановилась, оглядывая унылый двор.
На её лице не было ни страха, ни отчаяния лишь отстранённое любопытство, будто она случайно забрела в незнакомое и не слишком приятное место.
Ну вот и приехали, с фальшивой бодростью сказал Вячеслав, подхватывая её сумку. Пойдём, нас ждут.
Внутри их встретил длинный тускло освещённый коридор. Стены, выкрашенные в больнично-зелёный, были покрыты трещинами. Пол скрипел под стёртым линолеумом. В воздухе витал тяжёлый запах хлорки, дешёвой еды и старости. Из приоткрытых дверей доносились обрывки разговоров, стоны, бормотания.
У стены на продавленном диване сидели две старушки в одинаковых халатах и безучастно смотрели в пространство. Одна медленно повернула голову, и её беззубый рот растянулся в жутковатую улыбку. Вячеслава передёрнуло. Он почувствовал острое желание развернуться и увезти мать отсюда.
Хоть в её старую квартиру, хоть к себе в недоделанную новостройку. Но он представил лицо Ольги, её холодные, осуждающие глаза, услышал её голос:
Опять ты проявил слабость, Вячеслав. Я так и знала на тебя нельзя положиться.
И он заставил себя идти дальше.
В детстве он представлял себе ад. Начитавшись сказок, воображал огненные реки и чёртовы котлы. Но сейчас понял: настоящий ад выглядит иначе. Он пахнет хлоркой, он выкрашен в зелёный, и в нём царит гнетущая тишина отчаяния.
Неожиданно всплыло воспоминание. Ему семь лет. Они с Сашкой строят шалаш за домом. Вячеслав порезал палец, кровь течёт, он плачет. Сашка, старше на три года, осматривает рану, промывает её из колонки и заматывает подорожником.
Не реви, мелкий, говорит он своим уже ломким голосом. Я всегда буду рядом, чтобы защитить. Всегда.
Где ты теперь, Сашка? Почему тебя нет рядом?
Мысль была настолько ясной, что Вячеслав вздрогнул. Он годами не вспоминал о брате, вытесняя его образ как нечто ненужное. Гибель Сашки в армии стала трагедией для семьи, но для Вячеслава, как он цинично признавался себе, это было и освобождением.
Он избавился от вечного сравнения, от тени старшего, умного, сильного брата, которого, как казалось, мать любила больше.
Вам к заведующей, окликнул их женский голос.
Из-за стойки администратора выглянула девушка в белом халате.
Она сейчас занята. Можете подождать. Или отдать документы медсестре.
Галина Фёдоровна, принимай новенькую.
Дверь кабинета открылась, и на пороге появилась женщина средних лет. Усталое, но приятное лицо, короткие волосы, внимательные карие глаза. Медицинский костюм, в отличие от всего вокруг, был чистым и отглаженным.
Проходите, кивнула она, взгляд скользнул по лицу старушки с профессиональным сочувствием, затем остановился на Вячеславе. В её глазах не было осуждения лишь глубокая грусть.
Кабинет оказался маленьким, но уютным. На подоконнике герань, на стене календарь с котятами. Островок жизни среди царства увядания.
Присаживайтесь, предложила Галина Фёдоровна, указывая на стулья. Я ваша лечащая медсестра.
Татьяна Вячеславовна покорно села, поставив сумку на колени. Вячеслав остался стоять у двери, чувствуя себя чужим.
Давайте документы.
Он протянул папку с паспортом, справками и направлением. Медсестра заполняла карту, задавая вопросы: дата рождения, группа крови, хронические болезни. Вячеслав отвечал за мать, которая словно отстранилась от происходящего.
Галина Фёдоровна вдруг обратилась напрямую к старушке, и голос её стал мягче:
Вы не волнуйтесь. У нас, конечно, не санаторий, но мы заботимся о подопечных. Вас никто не обидит.
Татьяна Вячеславовна подняла на неё глаза в них мелькнула благодарность. Первый человек здесь, который обратился к ней как к живому.
Вячеслав почувствовал укол ревности. Посторонняя нашла подход за минуту, а он, родной сын, не мог вытянуть из матери ни слова.
Почти всё, перевернув страницу, сказала медсестра. Осталось немного. Семейное положение вдова. Дети…
Она посмотрела на Вячеслава.
Сын. Новиков Вячеслав Владимирович. Верно?
Верно, буркнул он.
Её ручка выводила аккуратные буквы. Вячеслав смотрел на её ухоженные пальцы и думал: она явно не на своём месте. В ней чувствовалась интеллигентность, не вяжущаяся с этим убожеством.
Медсестра подняла глаза. Взгляд её снова задержался на лице Татьяны Вячеславовны, но теперь в нём было не просто сочувствие напряжённое любопытство.
Вячеславу показалось, она хочет что-то спросить, но не решается. Он списал это на профессиональную привычку врачей искать в каждом пациенте загадку.
Он не мог предположить, что следующий её вопрос взорвёт его мир, обрушив тщательно выстроенную жизнь.
Последнее, глухо произнесла Галина Фёдоровна, словно говорила из-под воды. Девичья фамилия. Для архива.
Этот простой вопрос заставил Татьяну Вячеславовну вздрогнуть. Она опустила глаза, пальцы нервно затеребили застёжку сумки.
Вячеслав нетерпеливо вздохнул. Ему хотелось скорее уехать, вернуться в чистый дом, принять душ и забыть этот день как кошмар.
Мам, ну что ты? Какая у тебя была фамилия до замужества?..
