Павел не вернулся. Его вещи исчезли. В шкафу пустые вешалки. На тумбочке записка, написанная на клочке бумаги: «Не выдержал. Прости».
Когда Катя заболела, мир не рухнул он просто перестал дышать.
Сначала появились слабость и ломота в теле, потом температура, которую не сбивали ни таблетки, ни уколы. А затем пришла боль в груди, будто кто-то вонзил туда раскаленный прут и начал медленно его поворачивать. Она лежала на диване, укутавшись в плед, и смотрела в потолок, пытаясь понять: «Это просто грипп? Или что-то хуже?»
Того вечера Павел вернулся поздно. Снял куртку, бросил ключи на комод и, не взглянув на неё, спросил:
Ты опять лежишь? Посуда не помыта. В квартире бардак.
Да, прошептала она. Не могу встать.
Он вздохнул, будто это была её вина болеть, лежать, мешать его вечеру.
Ну и лежи. Я в душ.
Не подошел, не обнял.
Она молчала. Даже на обиду не осталось сил.
На следующий день её увезли в больницу. Диагноз прозвучал страшно: двусторонняя пневмония, осложненная вирусной инфекцией, подозрение на аутоиммунный компонент. Врачи говорили быстро, сухо, без эмоций но в их глазах Катя прочитала: «Это может закончиться плохо».
Она попросила медсестру принести телефон, чтобы позвонить Павлу.
Медсестра принесла. Катя набрала номер. Он не ответил.
Позвонила ещё раз через час. Потом ещё. И ещё.
На четвёртый раз он взял трубку. Голос был равнодушный, будто она разбудила его посреди важного сна.
Что?
Паш меня положили в больницу. Всё серьёзно. Нужно
Она не успела договорить он перебил.
Я на работе, Кать. Не до этого.
Но мне страшно
Ты же взрослая женщина. Врачи рядом. Чего ты хочешь чтобы я всё бросил и примчался?
Она замолчала. В горле стоял ком.
Ладно, тихо сказала. Извини, что побеспокоила.
Он не ответил. Просто положил трубку.
Третий день в больнице.
Катя лежала с капельницей в вене и смотрела в окно. За стеклом серое небо, мокрый асфальт, редкие прохожие в дождевиках. В палате стояла тишина только тиканье часов и гул вентиляции.
Она снова набрала Павла. Гудки. Снова гудки.
Потом пришла соседка по палате и сказала:
Не звони ему. Он уехал. Ключи оставил мне.
Уехал? Куда?
Не уточнял. Просто собрал вещи и уехал.
Катя закрыла глаза. В груди что-то оборвалось. Не сердце что-то невидимое, тонкое, что годами связывало её с ним.
Она не плакала. Даже на это не было сил.
На седьмой день приехала мама.
Она ворвалась в палату с сумками, пакетами и таким взглядом, будто готова была разнести всю больницу, если кто-то обидит её дочь.
Какой же он мерзавец! воскликнула, увидев Катю. Как он мог?!
Катя попыталась улыбнуться, но получилось слабо.
Мам
Тихо, тихо. Я здесь. Теперь я с тобой.
Мама осталась. Спала на раскладушке у кровати, варила бульоны и приносила их в термосе, умоляла врачей назначить лучшие лекарства, спорила с медперсоналом, если что-то казалось ей не так.
Ты не одна, повторяла она каждое утро. Ты не одна, Катюша.
И впервые за долгое время Катя поверила, что это правда.
Выписка.
Через три недели её выписали. Слабая, похудевшая, с тёмными кругами под глазами но живая.
Дома всё было так, как она оставила. Только пыль на полках и запах затхлости. Посуда грязная. Павел не вернулся. Его вещи исчезли. В шкафу пустые вешалки. На тумбочке записка, написанная на клочке бумаги:
«Не выдержал. Прости.»
Катя долго смотрела на эти слова. Потом смяла записку и выбросила.
Мама помогла ей убрать квартиру, помыть окна, проветрить комнаты.
Начнём с чистого листа, сказала она.
Катя кивнула.
Первый месяц после болезни.
Она едва ходила. Дышать было тяжело. Но каждый день делала на десять шагов больше, чем вчера. Потом на двадцать. Позже выходила на балкон, а потом во двор.
С работы звонили. Спрашивали, когда вернётся.
Скоро, отвечала она.
Хотя сама не знала, вернётся ли вообще.
Возвращение.
Через шесть недель она появилась в офисе. Коллеги смотрели на неё осторожно как на хрупкую вазу, которую можно нечаянно разбить.
Мы так рады тебя видеть! сказала начальница, обнимая её.
Катя улыбнулась. Впервые за долгое время искренне.
Работа стала спасением. Она забывала о боли, о пустоте в груди, о том, что когда-то любила человека, который оставил её в самый тёмный момент жизни.
Вечером Катя писала в дневник. Не жаловалась просто фиксировала:
«Сегодня прошла три квартала без одышки.
Сегодня съела целое яблоко.
Сегодня не думала о нём.»
Осень.
Падали листья. Катя купила себе новое пальто тёплое, бордового цвета. Цвет жизни, а не болезни.
Она начала ходить на йогу. Потом на курсы фотографии. А по субботам в библиотеку.
Жизнь не стала идеальной. Но стала её собственной.
Одним вечером, возвращаясь с работы, она увидела в витрине магазина небольшую витражную фигурку коня из цветного стекла.
Она остановилась.
В детстве мечтала о коне. О белоснежной кобыле с гривой, как облако. Родители смеялись: «У нас дача, а не ранчо!» Но однажды отец привёз ей деревянную фигурку грубоватую, но с добрыми глазами.
Катя зашла в магазин и купила ту стеклянную лошадку.
Это символ, сказала продавщица. Свобода. Сила. Выживание.
Знаю, улыбнулась Катя.
Зима.
Павел позвонил в декабре.
Кать можно поговорить?
Она молчала.
Я я не знал, что всё настолько серьёзно. Думал, ты просто простудилась. А потом потом мне стало стыдно. Я не знал, как вернуться.
Она смотрела в окно. За стеклом снег, фонари, тишина.
Ты не вернулся, Паша. Ты исчез. Когда мне было страшнее всего тебя не было.
Я понимаю. Прости.
Прощение это не то, что я могу просто дать тебе. Это нужно заслужить. А ты даже не попытался.
Он молчал.
Я скучаю по тебе, прошептал.
А я нет, ответила она. Я скучала по тому, кем ты мог бы быть. Но ты оказался другим.
Она положила трубку.
Сердце не болело. Ни капли.
Весна.
Катя продала старую мебель, купила новую. Завела чёрную кошку с зелёными глазами. Назвала её Весна.
Она начала писать рассказы о болезни, о конях, о женщинах, которые учатся дышать заново.
Мама приезжала каждые выходные. Они пили чай, смеялись, смотрели старые фильмы.
Ты светишься, сказала мама однажды.
Правда?
Да. Как будто внутри тебя зажгли свет.
Катя улыбнулась.
Наверное, потому что я больше не боюсь темноты.
Лето.
Она поехала в деревню к подруге детства. Там были поля, река, конюня.
В первый день подошла к гнедому коню с тёплым дыханием и мягкими глазами.
Можно? спросила у конюха.
Садись, ответил он. Только не бойся.
Она села в седло. Конь тронулся. Ветер в лицо, трава под копытами, небо над головой.
Катя закрыла глаза.
И впервые за долгое время почувствовала не просто жизнь, а свободу.
Эпилог.
Прошёл год.
Катя больше не думала о Павле. Без ненависти, без тоски просто не думала. Он стал эпизодом. Болезненным, тёмным, но прошлым.
Она не искала новую любовь. Но и не боялась её.
Она жила.
И в этом была её настоящая победа.
«Иногда тебя оставляют не потому, что ты недостойна любви.
А потому, что другой человек не умеет быть рядом, когда это действительно нужно.
И тогда ты учишься быть рядом с собой.
И этого достаточно. В один из вечеров она сидела на балконе с книгой в руках, а Весна свернулась клубком у её ног. Солнце садилось за дома, окрашивая небо в мягкие персиковые тона. Катя отложила книгу, закрыла глаза и просто слушала, как дышит мир вокруг. Тихо, ровно, без спешки. Она больше не искала подтверждения своей ценности в чужих поступках. Она уже знала, кто она. И этого было достаточно.
