К шестидесяти девяти годам я поняла: самая страшная ложь когда дети говорят «мы тебя любим», а на самом деле любят только твою пенсию и квартиру.
«Мама, мы тут подумали» начал осторожно мой сын Денис, едва переступив порог. Его жена Света, стоявшая за его спиной, энергично кивала, будто подтверждая мудрость каждого его слова.
Она принесла в прихожую запах дорогих духов и сладковатый привкус тревоги.
«Это всегда плохо кончается, пробормотала я, закрывая за ними дверь. Когда вы двое начинаете думать».
Денис сделал вид, что не расслышал. Он прошел в гостиную, осматриваясь так, будто оценивал каждую деталь интерьера. Света суетилась с диванной подушкой той, которую сама же только что сдвинула, прежде чем поправить ее обратно.
«Мы беспокоимся о тебе, объявила она с напускной заботой. Ты одна. В твоем возрасте всякое может случиться».
Я опустилась в свое любимое кресло, ощущая знакомый скрип потертой ткани под пальцами. Я знала это кресло лучше, чем собственных детей.
«Например? спросила я. Повышенное давление от вашей «заботы»?»
«Ну, мам, не начинай, нахмурился Денис. Идея отличная. Мы продаем твою квартиру и нашу однушку, берем небольшую ипотеку и покупаем большой дом за городом! С садом! Ты будешь с внуками, дышать свежим воздухом».
Он говорил так, будто вручал мне билет в рай. Глаза Светы блестели притворной искренностью. Она была хорошей актрисой.
Я смотрела на их лица, на репетированные улыбки и жесты. В их глазах я видела блеск риелторов, закрывающих самую выгодную сделку в своей жизни. Ни тепла. Ни честности.
И в тот момент я все поняла. Самая жестокая ложь когда твои дети говорят: «Мы тебя любим», а на самом деле любят только твою пенсию и квартиру.
Осознание не огорчило меня. Оно просто расставило все по местам.
«Дом, говоришь, протянула я. А на чье имя он будет оформлен?»
«Ну, на наше, конечно, выпалила Света, но тут же прикусила язык, поняв, что сказала лишнее. Денис бросил на нее резкий взгляд.
«Чтобы тебе не пришлось возиться с бумагами, мам, поспешно объяснил он. Мы все сами уладим. Все хлопоты».
Я медленно кивнула, встала и подошла к окну. На улице спешили люди, каждый погруженный в свои заботы. А здесь стояла я перед выбором: сдаться или объявить войну.
«Знаешь что, дети, сказала я, не оборачиваясь. Интересная идея. Я подумаю».
За моей спиной раздался вздох облегчения. Они решили, что победили.
«Конечно, мамочка, не спеши, слащаво пропела Света.
«Только думать я буду здесь, в своей квартире, повернулась я к ним. А вам двоим пора идти. Уверена, у вас дел хватает. Ипотеку считать. Планы дома изучать».
Я посмотрела им прямо в глаза, и их улыбки начали таять. Они поняли: это не конец. Это только начало.
С этого дня началась «кампания». Ежедневные звонки, каждый тщательно спланированный спектакль.
По утрам наступал черед Дениса бодрого и деловитого:
«Мам, я нашел отличный участок! Кругом сосны, рядом речка! Представь, как здорово будет внукам. Разве ты не хочешь, чтобы они дышали свежим воздухом, а не городской пылью?»
К полудню раздавался медовый голос Светы:
«Мы обустроим тебе уютную комнатку, мамочка! С окном в сад. Отдельный санузел! Мы даже твое кресло и фикус перевезем. Все, как ты любишь!»
Они давили на все слабые места: внуки, одиночество, мое здоровье. Каждый звонок был спектаклем, где я играла роль хрупкой старушки, нуждающейся в спасении.
Я слушала, кивала, говорила, что еще думаю. А тем временем действовала.
Моя старая подруга Люда когда-то работала у нотариуса. Один звонок и я сидела у нее на кухне, пока она раскладывала все варианты.
«Нина, не смей подписывать дарственную, предупредила она. Вышвырнут на улицу и даже глазом не моргнут. Пожизненное содержание может быть. Но они на это не согласятся. Им нужно все и сразу».
Ее слова укрепили мою решимость. Я не была жертвой. Я была ветераном жизни и не собиралась сдаваться.
Кульминация наступила в субботу. Раздался звонок в дверь. На пороге стояли Денис и Света а за ними незнакомец в костюме, с папкой в руках.
«Мам, познакомься, это Артем, риелтор, небрежно сказал Денис, заходя внутрь. Он просто посмотрит, оценит наш актив».
Человек вошел, глазами сканируя мою квартиру, как ястреб. Стены, потолок, пол. Он не видел дома. Он видел квадратные метры. Товар.
Во мне что-то надломилось.
«Что оценить?» спросила я, и мой голос внезапно зазвучал резко.
«Квартиру, мам. Чтобы понимать, с чем мы работаем». Денис уже открывал дверь в мою спальню. «Артем, проходи».
Риелтор сделал шаг, но я преградила ему путь.
«Вон», тихо сказала я. Так тихо, что все замерли.
«Мам, ты что?» растерялся Денис.
«Я сказала, вон. Оба. Мой взгляд скользнул к Свете, прижавшейся к стене. И передай своему мужу, что если он еще раз приведет в мой дом посторонних без спроса, я вызову полицию. И напишу заявление о мошенничестве».
Риелтор, почуяв неладное, первым ретировался.
«Я подожду вашего звонка», пробормотал он, выскользнув за дверь.
Денис сверкнул на меня глазами, маска любящего сына исчезла.
«Ты совсем рехнулась, старая» прошипел он.
«Еще нет, оборвала я. Но ты стараешься. А теперь уходите. Мне нужно отдохнуть. От вашей «любви»».
Неделю царило молчание. Ни звонков, ни визитов. Я знала это не конец. Они просто перегруппировывались.
В следующую пятницу позвонила Света, ее голос капал покаянием.
«Нина Петровна, простите нас, мы были дураками. Давайте встретимся за кофе, как раньше. Никаких разговоров о квартире, обещаю. Просто семья».
Я знала, что это ловушка. Но пошла.
Они ждали за столиком в углу. Между ними стоял нетронутый десерт. Денис выглядел подавленным, Света цеплялась за его руку.
«Мам, прости меня, пробормотал он. Я был неправ. Давай забудем».
Но за его опущенными глазами я видела не раскаяние, а нетерпение.
«Я тоже подумала, спокойно сказала я, доставая из сумки сложенный листок. И приняла решение».
Это было не завещание. Это было письмо.
«Давай я прочту его тебе, начала я. Я, находясь в здравом уме и твердой памяти, заявляю, что мои дети, Денис и его Светлана, своими действиями и уговорами пытались привлечь меня к продаже единственного жилья. Ввиду утраты доверия и заботы о своем будущем, я решила»
Я сделала паузу. переписать свою квартиру на приют для стариков. Там, по крайней мере, меня не будут считать имуществом.
Глаза Дениса расширились. Света выронила ложечку.
Ты не посмеешь, прошептала она.
Уже посмела, сказала я, складывая письмо. И завтра иду к нотариусу.
Я встала, надела пальто и, проходя мимо, тихо добавила:
Любите вы меня или нет ваше дело. Но жить в плену у своей семьи я не стану.
Они остались за столом, оцепеневшие, а я вышла на улицу, где впервые за много недель почувствовала, что дышу свободно.
