В соседней комнате громыхнуло что-то. Перевернув кастрюлю, Пелагея рванула туда. Внучок растерянно пялился на осколки любимой бабушкиной вазы.
“Ну что ты натворил?!” взвизгнула бабка и шлёпнула Вовку мокрым полотенцем по мягкому месту.
“Бабуль, я сейчас уберу!” засуетился тот, бросаясь подметать.
“Я тебе сейчас уберу!” Полотенце снова опустилось, теперь уже по спине. “Садись на лавку и не дергайся!”
Прибралась, вернулась на кухню. На полу лужа с рассыпанной картошкой, хоть и сырой, слава богу. Собрала, перемыла, сунула в печь. Села и заревела, мысленно костеря дочь:
“Ну почему, ну почему у всех как у людей? А у меня? Своих мужей нет, и у дочки тоже. Хоть бы так и жили. Ан нет потащилась эта дура в город, на вокзал, везёт мне на шею нового зятя, да ещё и тюремного надзирателя. Ну ладно, хороший, говоришь? Три года с ним переписывалась. Любовь, говоришь? А в глаза-то его не видела! И теперь он у меня жить будет. Мало того, что её с внуком кормлю, так теперь и его поить-кормить придётся. Ладно, я этого “зятека” быстренько со свету сживу! Сам сбежит, как ошпаренный.”
“Бабуль, можно на улицу?”
“Иди, иди! Только шапку надень. И к реке не подходи лёд вот-вот тронется.”
“Ладушки!”
Кажется, приехали. Пелагея глянула в окно. Отсюда видно морда вся в шрамах. Ну и дура же ты, дочка! Мало того, что зэксов охраняет, так ещё и рожа, как после драки.
Дверь скрипнула. Вошли.
Фрося жениха привела.
“А я как раз к нему,” осклабился участковый. “Справку об освобождении проверю. Да и погляжу, что за фрукт твой будущий муженёк.”
“Да иди ты! Они как раз обедают. Только никакой он мне не зять, и не будет!”
***
Пошла Пелагея внука искать. Хотя искать-то нечего вот же, с пацанами гоняет. Но домой идти не хотелось. Постояла, потрепалась с соседками. Хочешь не хочешь, а возвращаться надо.
Глянула на здоровенные чурбаки. Кто их тут колоть будет? Зашла в сарай, схватила топор, принялась откалывать щепки от самого маленького полена. Замахнулась ещё раз, но чья-то мозолистая лапища перехватила топорище.
“Тёть Пелагея, давайте-ка я!”
“Давай,” буркнула она, исподлобья глянув на зятя.
Тот провёл пальцем по лезвию, поморщился:
“А точильный брусок есть?”
“В мастерке ищи, там ещё покойный муж инструменты оставил.”
***
Зашёл Панкрат в мастерскую глаза разбежались. Чего тут только нет! Включил наждак работает! Наточил топор, прихватил и колун, что стоял рядом.
Вышел и давай чурбаки колоть: сначала пополам, потом на поленья. К вечеру все дрова перерубил и в сарай утаскал.
Выходит тёща голова качается. Даже улыбка на лице мелькнула.
“Тёть Пелагея,” говорит зять. “У забора брёвна валяются.”
“Не-е, пилить их уже нечем.”
“Пойдёмте ко мне у меня такая же пила. Тоже сломана. Может, из двух одну соберём.”
Пришли к деду Никифору. У того бензопила совсем дохлая, зато звездочка целая и цепь ещё ничего.
“Забирай!” хитро ухмыльнулся старик. “Если починишь мои брёвна распилишь.”
***
А сосед-то богатый и говорит:
“Слушай, переколи мне их да в сарай перетаскай!” и суёт две пятирублёвки.
Сделал Панкрат всё как надо. Вернулся, деньги на стол:
“Тёть Пелагея, получайте!”
Покачала бабка головой, но довольная улыбка пробежала по лицу. В деревне редко деньгами платят обычно бартером.
***
На следующий день Панкрат за мотоплуг взялся. Пора огороды пахать. Сидит во дворе, запчасти ковыряет. Тут внучок вбегает, глаза как у зайца:
“Мы на льдинах катались, а вашего Витьку унесло спрыгнуть не может!”
Выскочили Пелагея с Фросей, бросились к реке.
Льдина с перепуганным пацаном медленно уплывала к середине реки. А по течению огромные льдины плывут, видно, где-то выше затор прорвало.
Закричала Фрося.
Но Панкрат уже нырнул в ледяную воду и поплыл. Доплыл, вскарабкался на льдину. А к ним уже громадина надвигается сейчас раздавит.
“Слушай, Витька,” наклонился Панкрат. “Ты же мужик. Когда большая льдина подойдёт прыгаем на неё, иначе нам хана. Секунда будет. Понял? Давай руку! Приготовились! Прыгаем!”
Панкрат швырнул пацана на льдину, сам прыгнул, но ногой об острый край ударился штанина сразу красной стала. Мальчишка с ужасом смотрел на свои ободранные ладошки.
А льдину уже несёт на середину, где течение быстрее. И поплыли они в неизвестность.
***
С берега все с ужасом смотрели, как льдина удаляется.
“Пропадут!” раздался чей-то голос.
“Может, и нет,” рассудил участковый. “Река впереди круто поворачивает, а Панкрат парень не промах.”
И Юрка рванул к своей “Ниве”, стоявшей тут же.
Панкрат прижал пацана, пытаясь согреть:
“Слышь, сынок! Первый раз пронесло. Сейчас второй будет. Льдина вон в тот берег врежется сильно врежется. Отходим на другой край.”
Берег ближе, ближе… Удар! Их перебросило через всю льдину и вот они уже на гальке.
“Живой!” поднял Панкрат пацана.
“Рука болит… и нога тоже…”
“Ерунда!” ухмыльнулся мужик. “До свадьбы заживёт.”
“Ага, а кровь течёт!”
“Терпи! Надо на дорогу выбираться.”
“Болит…” потирал мальчишка локоть.
“Не ной! Ты же мужик.”
***
Через несколько минут они вышли на дорогу. Тут из-за поворота “Нива” вылетела. Выпрыгнул участковый:
“Вроде, живы!” кивнул Панкрат.
“Ой, да вы мне не нравитесь! Быстро в машину! В больницу!”
***
Дочь на кровати рыдала. Пелагея у окна стояла. Задребезжал телефон обе вздрогнули. Фрося схватила трубку. На экране: “Участковый”.
“Ну что, что с ними?!” закричала она.
“Твой Витька тут сидит, весь в бинтах. Сейчас ему трубку дам.”
“Мама…” донеслось из телефона.
“Сынок, сынок, ты цел?”
“Нормально, мам! Я чё, не мужик?”
“Вот видишь, Фрося, всё в порядке!” голос участкового.
Пелагея выхватила телефон:
“Юрка, а Панкрат как?”
“Зашивают. Подожди, вот он идёт.”
“Ну что, Панкрат?”
“Да нормально.”
“Тётка Пелагея, всё путём!” голос участкового. “Сейчас привезу и пацана, и зятя.”
Пелагея облегчённо вздохнула, махнула дочери:
“Хватит реветь. Мужики сейчас приедут голодные, поди, с утра маковой росинки во рту не было… Пелагея поставила на плиту большую кастрюлю с щами, достала из печи пышный хлеб. Пока вода грелась, вытерла слезы тыльной стороной ладони и пробормотала:
“Ну и дура же я была… Думала, зэк и есть зэк. А он, гляди ты, лезет на лёд за чужим мальцом…”
Когда за окном показалась “Нива”, она первой вышла на крыльцо, накинув на плечи старенький платок.
Панкрат, хромая, вылез из машины, посмотрел на неё она кивнула, не сказав ни слова, только дверь распахнула пошире.
За ужином Вовка вдруг тихо говорит:
“Бабуль, а Панкрат он крутой. Как Рэмбо!”
Пелагея взглянула на зятя, молча налила ему полную миску, поставила рядом солонку.
Он понял кивнул, улыбнулся сквозь шрамы.
А за окном ветер разгонял тучи, и к реке, по потемневшему льду, уже несло первые весенние проталины.
