Сватовство
«Одно из самых больших заблуждений считать людей добрыми или злыми, умными или глупыми. Человек как река, в нём всё может быть: был глуп стал умен, был зол стал добр, и наоборот. В этом его величие. Потому и судить нельзя. Только осудил, а он уже другой», писал когда-то Лев Толстой.
С великим трудно спорить, а порой и вовсе невозможно. Жизнь раз за разом доказывает его правоту, если вглядеться в неё повнимательнее, отделить зерна от плевел и тогда суть истины станет ясной, будто на ладони.
Но сегодня не до философских размышлений с утра стоит такая жара, будто солнце раскалило стены домов докрасна, а воздух, ударившись о них, отскочил на раскалённый асфальт и застыл, покорно склонясь перед небом, изливающим летний зной.
А у Насти зима. Лютый холод. И нынешнее лето проходит мимо неё
Школа позади. Впереди институт, как и положено выпускнице. Но Настя беременна. О каком институте теперь речь? Да и Ваня оказался предателем. Когда она сказала ему о ребёнке, он лишь закусил губу, отвернулся к окну и бросил:
Я, конечно, первый Но мог быть и второй
Настя даже заплакать не успела. Просто стояла и смотрела ему в спину. А спина была спокойная, дыхание ровное. Она ещё хотела что-то сказать, потому что сама не понимала, что теперь делать. Но тут в дверь позвонили мать вернулась с работы. Ваня открыл, в прихожей кивнул ей и ушёл.
Мать сразу прошла к Насте в комнату, спросила, что случилось. Та растерялась и выпалила:
Ничего Просто я беременна.
Мать замерла, смотря ей прямо в глаза. Потом вскрикнула но Настя не разобрала слов, потому что звук заглушила пощёчина.
И тут внутри Насти началась зима. Будто снег хлопьями повалил, засыпал её с головой. Холодно. Пусто. Вокруг и внутри.
Мать что-то кричала, но сквозь снег ничего не слышно. Настя опустилась на край дивана и заплакала. Только слёзы не выкатывались, а застывали внутри, превращаясь в ледяные шарики. И она слышала, как они перекатываются в пустоте.
Мать выбежала из комнаты, хлопнула дверью и тишина. Настя осталась одна среди жаркого июльского вечера, с замёрзшими слезами внутри.
Она свернулась клубком на кровати и наконец разревелась по-настоящему, по-девчоночьи. Шмыгала носом, всхлипывала. И так жалко было! Не себя нет. Малыша, который ещё не родился, а уже никому не нужен. Ни отцу, ни бабке, ни ей, глупой девчонке. Никто его не ждёт
Уснула Настя, хотя за окном ещё светило солнце. И даже что-то видела во сне. Проснулась от того, что кто-то сел рядом и гладил её по голове.
Мать вернулась. Гладила и шептала:
Настенька, родная, прости меня. Дура я старая Радоваться надо дочь моя совсем взрослая, скоро сама мамой станет. А я
Голос её дрожал, слёзы катились по щекам, но она продолжала:
Только, знаешь, о чём думаю? Лишь бы не мальчик родился Только бы не мальчик! Мужики они все Ну, в общем, ни один не способен по-настоящему понять женщину. Ни твой отец ни даже мой!
Тут и Настя разрыдалась громко, по-бабьи. Приподнялась, обняла мать, прижалась к ней. И сидели так, плача в голос, каждая о своём. Но вместе тепло. Да и за окном-то лето!..
Вдруг снова звонок. Мать шмыгнула носом, вытерла слёзы, остановила Настю, собиравшуюся встать:
Лежи, дочка, я открою
Поправила волосы на ходу трагедия трагедией, но вдруг за дверью мужчина. Негоже в таком виде!
Открыла. На пороге и правда мужчины. Двое. Ваня и его отец. Тот заговорил первым:
Здравствуйте, Анна Петровна. Простите, что так поздно. Но мой балбес тут всё рассказал Вроде бы без утайки.
Он обернулся к сыну и сурово спросил:
Или не всё, будущий папаша?
Ваня потупился. Отец продолжал:
Вот потому и пришли. Просить руки вашей дочери Если, конечно, Настя простит его за глупые слова.
Ткнул Ваню в спину, дал подзатыльник и рявкнул:
Иди, сопляк, проси прощения! Не простит и ты мне не сын!
Да, человек меняется. Наделаем глупостей и сами не знаем, как исправить. Хорошо, что рядом есть родители. Они плохому не научат.
