Позднее счастье Анфисы
Длинные тени уже тянулись по земле, когда ржавый автобус, проделавший свой ежедневный маршрут из пыльного города в тихую деревеньку, с пыхтением остановился у покосившегося столба с облупившейся табличкой. Дверь со скрипом открылась, и на землю ступила она. Анфиса. Усталость двадцатичасовой смены медсестры в городской больнице давила на плечи свинцовой тяжестью, отзываясь ноющей болью в спине. Воздух, пропитанный запахом свежескошенной травы и дымком из печных труб, стал первым утешением для её измученной души.
А он стал вторым.
Он стоял там, как стоял всегда день за днём, год за годом. Его высокая, крепкая фигура казалась частью пейзажа, живым ориентиром у остановки. Григорий. Увидев её, его обычно строгое лицо озарилось тёплым светом, от которого даже вечерние сумерки отступили.
Молча, с привычной рыцарской нежностью, он взял у неё потрёпанную сумку, их пальцы ненадолго соприкоснулись и этого мимолётного прикосновения хватило, чтобы смыть часть усталости. Они пошли по грунтовой дороге к дому, *их* дому. Шаг в шаг, в унисон, их шаги отбивали тихую мелодию совместной жизни.
Красивая пара, ей-богу, шепнула одна из кумушек, греющихся на завалинке. Гришка-то наш ну чистый Илья Муромец, плечища загляденье. А она хоть и годы не девичьи, а взгляд светится.
Везучая Анфиска, не иначе приворотный корень в ход пустила, подхватила другая. Живут сколько, а он на неё смотрит, как в первый день. И не пара ведь на десяток лет старше!
Подруга Анфисы, бойкая Людка, не выдержала:
Ольга Степановна, да когда же вы угомонитесь? Десять лет вместе! Десять! А она с каждым днём молодеет, а вы тут от злости в труху превращаетесь!
Анфиса и Григорий уже были далеко. Её рука лежала в его ладони, а его плечо было надёжной опорой.
Пятнадцать лет назад её жизнь напоминала не дорогу, а болото, в котором она тонула. Тогда её звали не «Анфиса», а презрительное «Фиса, жена пропойцы». Первый муж, когда-то бравый парень, растворился в водке. Она боролась выливала бутылки, умоляла, прятала деньги. В ответ получала синяки, плевки и полное крушение всего семьи, уважения, достоинства.
Последней каплей стал вечер, когда он, не найдя денег на выпивку, разбил мамину вазу и замахнулся на сына. Той же ночью она выставила его за порог. «Иди к маменьке. Ты не муж обуза». Он сгинул в городе, как многие до него.
С ней остались двое: пятнадцатилетний Ваня, в чьих глазах подростковый задор сменился горькой зрелостью, и хрупкая Оленька с испуганными глазами. Они не были виноваты в её ошибке. И Анфиса поклялась они будут *жить*, а не выживать.
Она взяла топор и научилась колоть дрова. Мозоли стирались в кровь, но она колола. Расширила огород, засадила картошкой. Купила свинью вскоре двор наполнился весёлым хрюканьем. Корова, куры, гуси её маленькое царство. Работу в городе не бросила деньги были нужны.
Ваня быстро стал опорой. Вместе чинили забор, косили сено. Дом, некогда покосившийся, ожил новая крыша, окна, в которых заиграло солнце. Купили старый «Москвич» в хозяйстве без колёс никак. Анфиса села за руль, вызывая удивлённые взгляды соседей.
Жизнь медленно налаживалась.
Когда Ваню забрали в армию, его отсутствие стало дырой. Нанимала работников, но основная тяжесть легла на её плечи. Хрупкие, но несгибаемые.
Он вернулся возмужавшим. Устроился в агрохолдинг, разбитый на землях бывшего совхоза новым хозяином строгим, но справедливым.
А однажды летом Ваня привёз друга Григория. Высокого, худого, с грустными глазами.
«Бедный, дома, видно, недокармливают», подумала Анфиса, накрывая на стол.
«Какая она красивая», подумал Григорий, и от этого стало жарко.
С тех пор он стал частым гостем. То забор поправит, то с сенокосом поможет. Анфиса радовалась: «Какой надёжный у Вани друг».
Но постепенно её чувства изменились. В душе, давно забывшей что-то, кроме забот, зашевелилось что-то трепетное. Она ловила его взгляд и краснела. А в его глазах всё чаще читался немой вопрос.
Он стал приезжать реже. А ей всё труднее было гнать мысли о нём. В редкие минуты наедине воздух между ними наэлектризовывался. Ей было сорок, а сердце стучало, как у девочки.
Деревня стеклянный аквариум. Всё видели.
Мать Григория и сёстры злились: «Она тебе в матери годится! Опозорил!» Самый тяжёлый разговор ждал его с Ваней. Друг вызвал друга к реке.
Объяснись, сказал Ваня тихо.
Я люблю твою мать, выдохнул Григорий. Как самую сильную, самую красивую.
Драка была жестокой. Под конец, сидя в пыли, они засмеялись. Злость ушла.
Хватит прятаться, хрипло сказал Ваня. Идите домой. Но если маме хоть одна слеза убью. И отцом ты мне не будешь.
Григорий переехал к Анфисе. Деревня ахнула.
Но шестнадцатилетняя Оля взбунтовалась. Для неё он был предателем. Они терпели. Успокоилась она лишь тогда, когда сама влюбилась.
Вскоре женился Ваня. Жизнь шла своим чередом.
А потом случилось невероятное Анфиса поняла, что ждёт ребёнка. В сорок три. Ирония: невестка была на том же сроке. Они ходили к врачу вместе, вызывая умиление.
В день родов они лежали в одной палате, держась за руки. Анфиса родила первой крепкого Алёшку. Через два дня невестка подарила ей внука Стёпушку.
Деревня всколыхнулась. Сплетни достигли апогея, но теперь в них было больше удивления.
Анфиса и Григорий наконец расписались. До этого она отшучивалась:
Зачем печати? Ты и так мой.
Хочу быть твоим мужем. Официально.
Выходя из ЗАГСа, он прошептал: «Теперь навсегда, Анфисушка».
Они шли по той же дороге. Он высокий, сильный. Она улыбчивая, с сияющими глазами. В его руке болталась её сумка, а в её сердце билось позднее, но безраздельное счастье.
Пусть кто-то осуждает. Их двое. Они вместе.
Жизнь с Григорием стала для Анфисы перерождением. Каждый день наполнялся смыслом. Алёшка рос шустрым, в доме появилась новая жизнь. Оля, повзрослев, приняла их. Даже Ваня, видя, как мать счастлива, смягчился.
Однажды осенью они сидели на крыльце, обнявшись.
Я не думала, что у меня будет второй шанс, прошептала Анфиса.
Счастье не бывает поздним, улыбнулся Григорий.
Её история стала примером для других. Каждое утро, глядя на семью, она знала счастье не знает возраста.
И пусть путь был труден, теперь в их доме царили покой и любовь. С этим Анфиса встречала новый день, зная настоящее счастье безгранично.
